Четыре России и новая политическая реальность
Главная > Медиа > Новости > Эксперты > Четыре России и новая политическая реальность
29 Января 2016
Четыре России и новая политическая реальность
Экономическая и социальная дифференциация российского пространства велика и устойчива. Помимо региональных различий, еще сильнее различия в уровне и образе жизни, системе ценностей населения крупнейших, средних и малых городов, сельской периферии России. 
 

1. Центро-периферийная модель российского пространства: расходящиеся четыре России


В основе центр-периферийной модели лежит иерархическая система поселений – от наиболее модернизированных крупных городов до патриархальной сельской местности. 
 
«Первая Россия»– это крупнейшие города. В городах-миллионниках и близких к ним по численности суммарно проживает 21% россиян, при добавлении городов с населением свыше полумиллиона человек – 31%. Доля жителей крупнейших городов в населении страны устойчиво растет за счет миграционного притока. Лидеры «первой России» – федеральные города с постиндустриальной структурой экономики, высоким уровнем экономического развития, максимальной долей среднего класса (30-40% населения1) и образованного населения (в Москве и С.-Петербурге 39-43% жителей старше 15 лет имеют высшее образование), более высокой долей занятых в малом предпринимательстве, массовым распространением Интернета. Именно в федеральных городах, особенно в Москве, которая концентрирует финансовые и человеческие ресурсы всей страны благодаря столичному статусу, политические трансформации шли быстрее, усиливались протестные настроения с требованием модернизации власти. Это показывают и электоральные данные: на выборах мэра Москвы в сентябре 2013 г. кандидат от оппозиции набрал 27% голосов, а на выборах президента в 2012 г. за Путина проголосовали менее половины москвичей. Президентские выборы 2012 г. в С.-Петербурге искажены фальсификациями, но в целом протестный потенциал второй столицы ниже. 
 
Постиндустриальная трансформация экономики и социума в других крупнейших городах-миллионниках шла с разной скоростью. Быстрее – в Екатеринбурге и Новосибирске, преимуществом этих городов является привлекательный статус макрорегиональных центров Урала и Сибири, а также более быстрая трансформация экономики от индустриальной к постиндустриальной. Эти города сильнее притягивают мигрантов, в них создается больше современных рабочих мест с высоким уровнем оплаты труда. Медленней меняется социальная среда и политические предпочтения населения в городах-миллионниках, сохранивших советскую индустриальную специализацию (Омск, Уфа, Волгоград). 
 
Еще медленнее меняются города с населением от 500 тысяч до миллиона жителей, особенно те, в которых ниже уровень образования и доходы населения, а занятость в отраслях бюджетной сферы и в промышленности выше. Но и среди них велики различия: университетский центр Томск с населением 500 тыс. жителей значительно опережает по уровню модернизации многие более крупные города. Практически все полумиллионники – региональные центры, что помогает им концентрировать ресурсы своего региона, особенно человеческие. В целом размер города и концентрация в нем высокого человеческого капитала – ключевые факторы модернизации. 
 
Однако модернизационный потенциал «первой России» не стоит переоценивать, социум крупных городов неоднороден. Велика доля пожилого населения (в Москве и С.-Петербурге – 30-33%), которое сильнее зависит от власти. Кроме того, неоднороден и средний класс крупных городов, в нем за 2000-е годы резко выросла доля бюрократии, силовиков и других занятых в бюджетном секторе (руководители школ, больниц и др.). Для них модернизация ограничилась повышением стандартов потребления, но ценности остались государственническими и антилиберальными, спрос на модернизацию институтов минимален. 
 
Около 9% россиян живут в городах с населением от 250 тысяч до полумиллиона, большинство этих городов также региональные столицы. В России столичный статус города делает его социально-экономическое развитие более устойчивым, но человеческих и финансовых ресурсов для модернизации чаще всего не хватает. Это промежуточная зона между «первой» и «второй» Россией с разной ситуацией в конкретных городах. 
 
«Вторая Россия» – менее крупные и средние города с населением от 50 до 250 тыс. человек. В них живет менее 30% российского населения. Не все города сохранили промышленную специализацию в постсоветское время, но советские ценности все еще сильны. В дополнение к значительной индустриальной занятости в этих городах много бюджетников, в основном с невысокой квалификацией. Экономическая ситуация в городах «второй России» разная: самые высокие доходы имеют жители нефтегазодобывающих городов Тюменской области, повышенными доходами отличаются города с крупными металлургическими и угольными предприятиями, т.е. города экспортной экономики. В городах импортозамещающей промышленности (машиностроение, пищевая и др.) заработная плата значительно ниже, чем в региональных центрах. Молодежь уезжает из «второй России» на учебу или работу в региональные центры и чаще всего не возвращается. 
 
В периоды экономических кризисов сильнее всего обостряются проблемы монопрофильных городов (one-company town). Их более 150, в них живет 10% городского населения страны. В период предыдущего кризиса 2009 года спад экономики в этих городах был краткосрочным, для поддержания занятости бюджет федеральный финансировал массовые общественные работы, в основном на территории предприятий. Запрет на увольнения и закрытие предприятий не позволил решить проблему неэффективной занятости. В 2013 году экономическая стагнации вновь актуализировала эту проблему. 
 
Жителям «второй России», как жителям крупнейших городов, не нравилась политическая ситуация в стране. На выборах в Государственную думу 2011 года во многих индустриальных городах доля голосов за партию власти («Единая Россия») была столь же невысокой (29-38%), как и в крупных региональных центрах. Но на президентских выборах «вторая Россия» голосовала за Путина, так как она больше всего ценит стабильность, наличие работы и зарплаты, и хорошо помнит 1990-е годы, когда предприятия длительно простаивали, а зарплаты не выплачивались месяцами. Для «второй России» основная причина протестов – потеря работы и зарплаты. Либеральные идеи модернизации непопулярны, ценностью является сильное патерналистское государство и масштабная социальная политика. Жители промышленной России ощущают себя «кормильцами» страны, поэтому кремлевским политтехнологам удалось противопоставить трудовую «вторую Россию» и горожан «первой России», которые "только болтают и ничего не производят". Политический разлом подтверждают результаты президентских выборов. На Урале уровень поддержки Путина на президентских выборах 2012 года был вдвое выше, чем «Единой России» на парламентских выборах 2011 года. 
 
«Третья Россия» – традиционалистская и очень пассивная сельская периферия большинства регионов страны, а также жители поселков и малых городов с населением менее 20 тыс. человек (суммарно более трети населения страны). В них самый низкий уровень образования и мобильности, преобладают занятые в бюджетном секторе и сельском хозяйстве, высока доля занятых в неформальной экономике. Периферия вне политики и всегда голосует за власть. Кроме того, «третья Россия» быстро депопулирует. Локальные конфликты в основном обусловлены межэтническими столкновениями с мигрантами из республик Северного Кавказа и концентрируются на юге страны. Конфликты быстро гасятся властями и не имеют политических последствий. 
 
Границы между тремя Россиями размыты и достаточно условны. Вполне очевидно, что скорость модернизации зависит не только от системы расселения, но и от других факторов, но центро-периферийная модель позволяет выделить главные различия. 
 
«Четвертая Россия» - это другая периферия, она объединяет слаборазвитые республики Северного Кавказа (5% населения страны) и юга Сибири (менее 1%). Они сильно отличаются от остальной России более ранней стадией модернизационного перехода: урбанизация началась позднее, не завершен демографический переход и все еще повышена рождаемость, сохранилась патриархально-клановая структура общества, остры этнические противоречия, велика роль религии. В «четвертой России» центр-периферийная модель проявляется слабо: сельское население пока молодо, города еще «не переварили» растущую миграцию из села, в них только формируется городской образ жизни, слой модернизированного городского населения тонок и расширяется медленно, т.к. немалая часть образованной и конкурентоспособной молодежи уезжает в крупнейшие города страны. Внутренне «четвертая Россия» также неоднородна: наиболее урбанизированная Северная Осетия или Адыгея с преобладанием русского населения сильно отличаются по степени модернизации социума от Чечни с ее тоталитарным режимом. 
 
Центр-периферийные различия типичны и для других стран, особенно стран догоняющего развития. В России они имеют свою специфику: 
 
- очень сильный отрыв крупнейших федеральных городов, 
 
- значительные различия в социально-экономическом развитии средних индустриальных городов, ориентированных на экспорт или внутренний рынок, 
 
- обширность деградирующей и депопулирующей «русской» периферии. 
 
Деление на четыре России основано на долговременных факторах и очень устойчиво, пропорции меняются медленно. В период экономического роста 2000-х годов быстрее росли доходы и стандарты потребления жителей крупнейших городов, в которых концентрируются высокооплачиваемые рабочие места и наиболее образованное население. Ускоренная потребительская модернизация способствовала модернизации образа жизни и системы ценностей крупногородского населения «первой России». Импульс потребительской модернизации постепенно распространялся из крупнейших городов в менее крупные. Кризис 2009 года сильнее повлиял на средние промышленные города «второй России», они еще дальше отодвинулись от крупнейших городов. В целом центр-периферийные различия за 2000-е годы усилились. 
 
В 2014 году базовая пространственная дифференциация существенно изменилась под воздействием новых факторов. 
 

2. Влияние постимперского синдрома и экономического кризиса 2014 года: сближение четырех Россией


До последнего времени казалось, что главным риском для России становится русский национализм и ксенофобия. Их рост отмечался со второй половины 1990-х годов, а с конца 2000-х процесс стимулировался властью для укрепления своих позиций. Ответная реакция в виде роста национализма этнических меньшинств, ведущая к социальной дестабилизации, не принималась во внимание. Эти тенденция не потеряли актуальности, но временно ушли на второй план и были замещены другим, более сильным способом мобилизации поддержки населения – активизацией пост-имперского синдрома. 
 
Фантомные боли и фрустрация после распада СССР существовали в российском обществе весь постсоветский период, хотя ностальгия все же уменьшалась. В 2014 году пост-имперский синдром был переведен из латентной формы в открытую с помощью мощной антиукраинской и антизападной пропаганды. Аннексия Крыма получила массовую поддержку населения, рейтинг президента Путина за январь-март 2014 года вырос с 60 до 82%. Помимо роста поддержки, российская власть получила возможность объяснять происками внешних врагов ухудшающееся состояние экономики. Кроме того, волна ура-патриотизма позволяет проводить более жесткую политику в отношении внутренней оппозиции, которую президент назвал "национал-предателями". Политические выигрыши, способствующие укреплению режима, очевидны. 
 
Активизация пост-имперского синдрома почти стерла политические и ценностные различия между четырьмя Россиями. Данные февральского опроса Левада-центра (до начала действий российских властей в Крыму) показывают, что считали приемлемым отделение Крыма и восточных регионов от Украины 56% москвичей, 34% жителей крупных городов, 47-50% жителей средних и малых городов и 36% сельских жителей. Позитивное отношение к европейскому вектору развития Украины минимально, ее интеграцию с Европой поддержали 10% москвичей и 0-3% жителей менее крупных городов и села. Антизападные настроения всюду стали доминирующими, восстановление империи воспринимается как благо. Приведенные выше измерения Левада-центра показывают, что модернизированный слой городского населения с европейскими ценностями и рациональным восприятием картины мира невелик даже в крупнейших городах России. Потребительская модернизация пока не привела к изменению базовых (надконституционных по Дугласу Норту) ценностей. 
 
Маловероятно, что пост-советский синдром будет преодолен в течение ближайших 10-15 лет. Ностальгия по СССР сохранилась не только в сознании старших поколений, имперский миф успешно воспроизводится в сознании молодежи. Период резкой активизации (ура-патриотизма) не может быть длительным, но поддержка политики Путина по "собиранию русских земель" сохранится надолго, это ценностной выбор подавляющего большинства россиян вне зависимости от места проживания. 
 
Экономика России вступила в рецессию вне зависимости от украинских событий. В 2013 году промышленное производство и инвестиции не росли, в 2014 году начался спад. Рост доходов населения в 2013 году был минимальным (3%) и обеспечивался в основном повышением заработной платы занятым в бюджетом секторе. Состояние бюджетов регионов ухудшается из-за сокращения налога на прибыль и трансфертов из федерального бюджета. Несмотря на снижение доходов бюджетов, регионам приходится выполнять указы Путина по повышению заработной платы занятым в бюджетом секторе. Результатом стал дефицит бюджетов 77 регионов из 83. Суммарно расходы бюджетов регионов на 8% превысили их доходы. Бюджетная система дестабилизируется, долг регионов достиг 2 трлн рублей (31% их собственных доходов без учета трансфертов из федерального бюджета). Регионам придется сокращать расходы. Основной способ – сокращение числа учреждений социальной сферы и численности занятых в ней. 
 
Влияние экономических проблем на четыре России различается. Слаборазвитые республики («четвертая Россия») не заметили экономического кризиса 2009 года и вряд ли заметят новый, так как они живут в основном за счет трансфертов из федерального бюджета и теневой экономики. Доля этих республик в общем объеме трансфертов регионам РФ составляет только 10%. Федеральный бюджет способен поддерживать их и дальше. 
 
Периферийная «третья Россия» также вне зоны риска. В ней больше всего пенсионеров, и даже если повышение пенсий замедлится, пожилое население лояльно и управляемо. В сельской местности и в малых городах выше доля занятых в бюджетном секторе и сельском хозяйстве. Заработная плата в бюджетном секторе выросла, а агросектор в условиях падения курса рубля и сокращения импорта будет более конкурентоспособным. 
 
В промышленных городах «второй России» влияние экономического кризиса ощущается сильнее, особенно в городах металлургии, угольной, целлюлозно-бумажной промышленности и машиностроения, где спад производства начался в 2013 году. Крупный и средний бизнес пока очень осторожно сокращают занятость из-за давления федеральных и региональных властей, но по мере углубления кризиса проблема безработицы обострится. Ее удастся смягчить, так как федеральный бюджет выделил значительные средства на поддержку занятости (более 100 млрд. руб. в 2014 году, на 20% больше, чем в кризисном 2009 году). Но это поможет только в том случае, если кризис будет краткосрочным, что маловероятно с учетом институциональных дефектов российской экономики и международных санкций. «Вторую Россию» ожидает рост безработицы и снижение уровня жизни населения. В то же время следует учитывать, что население промышленных городов Центра, Северо-Запада и Урала постарело, значительная часть работников в предпенсионном возрасте, что снижает давление на рынок труда. Протесты вряд ли будут масштабными, поскольку население «второй России» менее образовано, с помощью тотальной пропаганды ему легче объяснить, что все экономические проблемы – это происки внешних врагов. 
 
Моногорода наиболее уязвимы в период кризиса, но массового взрыва недовольства, скорее всего, не произойдет. Крупный российский бизнес научился снижать социальные издержки с помощью управленческих мер (неполная рабочая неделя и вынужденные отпуска, минимизация увольнений и перевод работников на другие рабочие места внутри предприятия при закрытии цехов, увольнение лидеров протеста и фактический запрет на забастовки и др.) и максимальной государственной поддержки занятости. В России сложился достаточно эффективный альянс федеральных, региональных властей и крупного бизнеса, нацеленный на минимизацию социальных протестов в промышленных городах с активами крупных компаний. Моногорода среднего бизнеса более уязвимы, риски закрытия немодернизированных предприятий и роста безработицы выше. Региональные власти пытаются заставить средний бизнес работать себе в убыток или продать предприятие другому собственнику, вынуждают другие компании региона покупать продукцию проблемного предприятия. 
 
В «первой России» вялотекущий кризис (медленная рецессия) не ощущается как острая проблема, но дальнейшее ухудшение ситуации неизбежно. Население крупнейших городов имеет самый высокий уровень образования, доходов и потребительских стандартов, ему есть что терять. Рынок труда постепенно адаптируется к ухудшению конъюнктуры путем замораживания уровня оплаты труда в рыночном секторе и медленного сокращения занятости. Стратегии адаптации населения разные. Для бюрократии, которая составляет значительную часть среднего класса крупных городов, кризисные издержки демпфируются повышением заработной платы и коррупционной рентой. Для конкурентоспособных профессионалов, не готовых адаптироваться к новой политической реальности, сохраняется возможность эмиграции. По мере углубления кризиса жители крупнейших городов способны быстрее избавляться от пост-имперского синдрома и более рационально оценивать последствия антимодернизационной политики. Но есть ли у «первой России» силы для протеста и какими будут формы и масштабы противостояния политике Кремля – открытый вопрос. 
 

3. Сценарии для четырех Россий


Негативные политические изменения в России развиваются с такой скоростью, что делать любые прогнозы крайне сложно. Тем не менее, политический вектор понятен – это антимодернизация и изоляционизм, вопрос только в глубине и длительности тренда. Новый тренд российской политики имеет множество исторических аналогий: вслед за революциями всегда наступали периоды контреволюций и попыток реставрации старых моделей развития. Для России антимодернизационный тренд усугубляется пост-имперским синдромом. 
 
Можно предложить четыре сценария развития: 
 
- Жесткий сценарий "backinUSSR" сдвига к тоталитаризму – переход в режим "осажденной крепости" и ужесточение политического режима на достаточно длительный период. Это сценарий предполагает контроль над крупным бизнесом под угрозой национализации и его подчинение политическим приоритетам властей, мобилизационную экономику, идеологический контроль над основными сферами жизни, ограничение поездок за границу, масштабные репрессии по отношению к оппозиции и ликвидацию последних независимых медиа, ограничение Интернета, резкое снижение уровня жизни всего населения, особенно существенно – крупногородского среднего класса, не относящегося к бюрократии.Такой сценарий уже не кажется невозможным, но он более вероятен в случае вторжения российских войск на восток Украины и масштабных ответных санкций. 
 
В случае его реализации последствия для четырех России вполне предсказуемы. Наибольший удар придется по крупным городам «первой России», их населению придется резко снизить привычные стандарты потребления. Сопротивление в условиях роста репрессий вряд ли будет масштабным, модернизированный средний класс будет массово эмигрировать. Власти попытаются уменьшить негативные последствия для промышленной «второй России», поскольку именно она является опорой режима. Увеличится госзаказ, оплачиваемый бюджетом, и поддержка занятости в промышленных городах. Еще одна опора режима – «третья Россия», но здесь власти могут ограничиться сохранением уровня пенсий и заработной платы бюджетникам. Периферия страны не способна протестовать и всегда голосует как надо. При таком сценарии режим может в среднесрочной перспективе сохранить устойчивость, дальнейшее будет зависеть от скорости и глубины экономического кризиса, неизбежного даже без падения цен на энергоносители. Итог такого сценария – Россия теряет почти все конкурентные преимущества, кроме сырьевых, и перемещается в группу стран с более низким уровнем развития. При этом различия между «первой Россией» и всеми остальными сокращаются из-за снижения модернизационного потенциала крупнейших городов. 
 
- Постмодернистский жесткий авторитаризм – продолжение сложившегося антимодернизационного тренда с имитацией советских практик и точечных репрессий в отношении лидеров протеста. Бизнес будет демонстрировать лояльность в обмен на сохранение собственности, значительного огосударствления экономики не произойдет. Уровень жизни населения будет снижаться, но не так быстро. Этот сценарий наиболее вероятен, если не произойдет экспансия в восточную Украину. 
 
При таком сценарии в крупных городах «первой России» образованное население с современными ценностями будет капсулироваться, уходить во внутреннюю эмиграцию (пассивный протест), сохранятся только малочисленные группы активного протеста. Эмиграция из страны будет менее масштабной, но достаточной для того, чтобы подорвать модернизационный потенциал крупнейших городов. Передача импульса модернизации, даже потребительской, по иерархической системе городов резко замедлится. 
 
Власть в этом сценарии также опирается на консерватизм индустриальной и все еще советской «второй России» и периферийной «третьей России», но может оказаться менее устойчивой. После присоединения Крыма мобилизационные ресурсы поддержки при помощи пост-имперского синдрома будут исчерпаны, уровень политической поддержки власти будет сокращаться из-за экономических проблем. В качестве нового ресурса поддержки российские власти с немалой вероятностью будут стимулировать этническую (великорусскую, православную) мобилизацию и ксенофобию в отношении мигрантов, что приведет к неизбежному росту напряженности в «четвертой России» - на Северном Кавказе. Помимо республик Кавказа, проблемой зоной станут города «первой России», где концентрируется большинство трудовых мигрантов, а также города и сельская местность "русского" юга, где приток мигрантов также велик. Последствия роста русского и этнического национализмов непредсказуемы, раскрутка ксенофобии при самом неблагоприятном развитии событий может привести к распаду страны. Имперская идея объединяет большинство россиян, хотя и на время, национальная – жестко разъединяет. 
 
- Возврат на траекторию модернизации после краткосрочного периода активизации пост-имперского синдрома. Возможен только при расколе элит и последующем достижении внутриэлитных договоренностей о смене курса и лидера, что маловероятно. Даже при смене курса будет трудно начать модернизацию институтов и снизить авторитарный контроль властей над бизнесом и обществом. К сожалению, за постсоветский период, особенно при Путине, "прогнили" все общественные институты, снизился человеческий и социальный капитал. В условиях затяжного экономического кризиса смена курса приведет к временной потере управления и хаотичной децентрализации. Это практически неизбежно на стадии выхода из жесткого авторитаризма. 
 
При таком сценарии «вторая Россия» лишится поддержки, ее население будет протестовать, но не слишком сильно из-за низкого социального капитала населения промышленных городов и ограниченной способности к коллективным действиям. «Третья Россия» адаптируется к изменениям, используя традиционные стратегии выживания (доходы от подсобного хозяйства, заготовку грибов и ягод, лов рыбы). «Первая Россия» станет лидером изменений, но при гораздо более низком уровне социального и человеческого капитала в крупнейших городах, что ограничивает возможности модернизации. Кроме того, российская власть усилила институциональные барьеры развития «первой России». Подготовлен закон, ликвидирующий прямые выборы мэров в 67 крупнейших городах страны (без федеральных) для того, чтобы мэрами не смогли стать кандидаты оппозиции. В 2012 году восстановлены выборы губернаторов, хотя и с системой фильтров. В результате легитимность губернаторов усилится, но внутри региона разрушится система сдержек и противововесов в виде сильных мэров крупнейших городов. При вероятном ослаблении федеральной власти такой дисбаланс будет способствовать становлению авторитарных региональных режимов. Чтобы "собрать страну", новая российская власть опять будет смещаться к авторитаризму. Россия опять наступит на те же грабли, подтверждая актуальность теории path dependence, которая объясняет барьеры развития сложившейся в обществе системой ценностей (надконституционных институтов по Дугласу Норту). Это неформальные нормы и правила, имеющие глубокие корни в жизни народов и связанные со стереотипами поведения больших групп населения, поэтому они сильнее формальных институтов (законов). 
 
- Насильственный слом существующего режима (революция) – наименее вероятный сценарий, его невозможно прогнозировать. Очевидно, что основную роль в нем будет играть «первая Россия», точнее – столица страны, но контуры такого сценария пока не просматриваются, а о его последствиях не хочется даже думать. 
 
Подведем сценарные итоги. 
 
1. В новых политических условиях «первая Россия» проигрывает и не может усилить свое влияние на развитие страны через создание ценностных инноваций и их диффузию по иерархической системе городов. При наиболее вероятных сценариях власть изолирует «первую Россию», сделав опорой консервативную полупериферию и периферию («вторую и третью России»). 
 
2. Взаимодействие «первой» и «второй» России маловероятно при любом сценарии развития, их интересы в кратко- и среднесрочном периодах не совпадают: жители крупнейших городов предъявляют запрос на модернизацию государства, а для «второй» России важнее всего социально-экономическая стабильность, то есть работа и зарплата. 
 
3. Проблемы «четвертой России» повышают риски развития страны во всех сценариях. В самом жестком сценарии они могут быть временно заморожены с помощью государственного насилия, но это еще больше усилит риски развития в будущем.

Источник: www.polit.ru

Вернуться