Гарри Бардин: «Моя Родина — в телефонной книжке»
Главная > Медиа > Новости > Гарри Бардин: «Моя Родина — в телефонной книжке»
28 Января 2016
Гарри Бардин: «Моя Родина — в телефонной книжке»

Ведущий российский режиссер-мультипликатор Гарри Яковлевич Бардин, получивший широкую мировую известность еще в советские годы, при этом выпускающий новые фильмы до сих пор, открыто заявляет: «Я всегда говорю что хочу, без ограничений. Я заслужил право говорить то, что думаю». У него пушкинское понимание свободы — в его определении это «вольность». Вольность в рамках собственных представлений, а не того, что тебе навязывают. Приглашение посетить Школу «Репное», а заодно впервые в жизни побывать в Воронеже — и вот Гарри Бардин уже наш гость и собеседник. Мало кто знает, что в далеком 1992-м году он не остался в Америке по приглашению студии Уолта Диснея, а вернулся в страну, где все разваливалось на глазах.


DSC_1767.jpg

— Расскажите про ваш американский опыт.

— Они хорошо знали меня, 5 моих фильмов из 9-ти были в видеотеке студии Уолта Диснея. Пригласили в гости на два месяца, но у меня были съемки, в итоге я согласился на три недели. 5 дней в Лос-Анджелесе, 5 дней в Орландо (во Флориде находится филиал студии Disney), и третий город — Нью-Йорк. 3 недели без языка, но с личным автомобилем. В Лос-Анджелесе президент студии предложил мне остаться. Я отказался, потому что у меня уже была своя студия, люди мне верили, а контракт предлагали мне одному, и я не мог их бросить. Я вернулся, и единственная глупость, которую я сделал, это рассказал жене. Она сказала, кто я есть на самом деле... В Москве тогда ввели «Визитную карточку покупателя», а покупать было нечего. Когда я уже готовился к отлету, президент студии Диснея позвонил в аэропорт и попросил передать мне, прежде чем я переступлю борт самолета, что вся студия была счастлива встрече с таким талантливым человеком как Гарри Бардин. Они посылают мне свой привет, пожелания удачи и счастья, и они благодарны мне. Я в своей стране такой чести никогда не удостаивался. У меня слезы брызнули, как у клоуна. Вот такое простое человеческое... И когда говорят, будто они фальшиво улыбаются — ребята, улыбайтесь мне тоже фальшиво, это лучше, чем искренне хамить.

— Считаете ли вы себя патриотом?

— Как вам сказать... Сейчас это такое заезженное слово, что даже вызывает отторжение. Я считаю себя гражданином своей страны. Я не жалею, что не остался работать в Америке, и не буду сейчас бить себя в грудь, кричать, что я патриот. Я знаю свою страну, я в ней прожил уже большую жизнь. Знаю психологию моего народа, и мне есть что рассказать. Америку я знаю внешне, состояние ее души для меня незнакомо. А рассказывать я могу о том, что знаю, по принципу «где родился — там и пригодился». А что касается любви к своей Родине, Родина начинается с твоей телефонной книжки. Родина — это телефоны твоих друзей, твоих близких, это улицы, которые помнят твои шаги. Это дома, где ты был счастлив, где были твои встречи с друзьями, были молодые посиделки, любовные свидания, где ты влюблялся — вот что такое Родина. Я не воспринимаю обширную глобальную любовь «от Москвы до самых до окраин». Любовь более конкретна. Любовь к отеческим гробам, когда ты действительно связан с этой страной навсегда могилами близких, могилами друзей.


Евромайдан-янукович-до-чего-техника-дошла-983280.png1427440.5.3.jpg

Кадры из м/ф «Летучий корабль» (1979)


  — Как вы оцениваете состояние гражданского общества современной России?

— Оно уродливо, на мой взгляд. Больше похоже не на общество, а на стадо. Есть пастух, и даже погонять не надо, сами идут. Тот, кто пытается отойти в сторону, становится национал-предателем. Поиски внутреннего врага, внешнего врага привели к тому, что наступает ликующее единомыслие. Как у Маяковского: «Я рад, что я этой силы частица, что общие даже слезы из глаз». Я был бы не рад. Профессия заставляет смотреть иначе: режиссеру нужно быть белой вороной, он должен быть как бы со стороны, он не должен быть в общем стаде. Если он повторяет то же, что остальные, он ремесленник, но не режиссер. Режиссер должен иметь свою точку зрения и высказывать ее свободно. Сегодня, когда мнение становится общим местом, когда в большинстве это значит, что ты правильный, а если ты в стороне — ты национал-предатель, я, к сожалению, предатель. В таковых и числюсь. Подписываю письма то ли в защиту «болотников», то ли в защиту Pussy Riot, когда их посадили...

— Ваши соратники по цеху разделяют эту позицию?

— Они есть, но интеллигенция сегодня мимикрировала во многом, и людей, которые с прямой спиной и высказывают свою позицию, довольно мало. Хотя, на мой взгляд, интеллигенция должна нести свою функцию — быть совестью нации. Не Кирилл Гундяев, а интеллигенция. В силу моды заговорили о православной составляющей, но никто не отменял слова совесть. И в истории было много атеистов совестливых, которые представляли из себя совесть нации безо всякого на то разрешения Гундяева. Интеллигенция сегодня не выполняет своих функций. Ей не дают федеральных каналов, чтобы высказывать свою точку зрения свободно. Федеральные каналы я вообще не смотрю, потому что это позорище. В брежневские времена это был такой бубнеж, который воспринимался не как смысл жизни, а как фон. А сейчас это вопиет!


DSC_1828.jpg

— Вам приходилось встречать реальное сопротивление Минкульта в связи с вашими взглядами?

— У Александра Гельмана, который сейчас увлекся жанром белый стих, есть такое стихотворение, не дословно: «Когда я был молод, я ходил туда, где меня не любят. Мне было интересно посмотреть в глаза тем, кто меня не любит. Меня интересовало, насколько, до какой степени меня не любят. Сейчас я хожу туда, где меня любят. О, тогда! О, теперь...» И сейчас я не люблю ходить где меня не любят. Предыдущий фильм «Три мелодии» я делал на 66% из бюджета Министерства культуры, а остальное должен был как продюсер добрать сам. Добирал, но мне не торопились помогать ни олигархи, ни банкиры. И меня уговорили обратиться на краудфандинг в интернете. Я сначала сопротивлялся, считая, что негоже, не подобает. Но мне сказали, что я несовременен, что я нафталин и вообще отстой, что все давно уже этим занимаются. И я сделал видеообращение, меня поддержали Эльдар Рязанов, Виктор Шендерович, Алексей Кортнев и «Квартет И», и деньги пошли. Это было очень интересно, все прозрачно. С утра вскакиваешь к компьютеру и смотришь, сколько за ночь накапало. Потом в какой-то момент все остановилось. Дальше происходит следующее. Получилось, что я приболел, была операция и немного застопорилось дело. И когда я встал в строй, то понял, что опаздываю со сдачей фильма на полтора месяца. А в договоре прописан срок. Я пошел с покаянной бумагой к министру культуры Мединскому с просьбой о пролонгации сдачи. Потому что в мои планы не входили штрафные санкции. Министр меня не принимает, он занят, принимает его заместитель Слава Тельнов и говорит: «Что вы беспокоитесь, Гарри Яковлевич, идите, не волнуйтесь. Да кто с вас возьмет, вы же классик». Кто его посадит, он же памятник. И в спину он мне сказал: «Вы напишите только подробнее письмо министру и приложите больничные листы». Я так и сделал, опять пошел (но волновался), опять он меня не принимает. Помощница говорит, что он собирается в отпуск. Естественно, не до меня. Я спрашиваю: «А он меня знает?» На что помощница отвечает: «Как вам не стыдно, вас любой ребенок в России знает». — «Ну, ребенок знает, а министр знает?» Через 2 недели звонок на студию, какая-то девочка говорит: «Владимир Ростиславович завизировал ваше письмо с замечанием на общих основаниях взыскать штрафные санкции в размере 200 тысяч рублей». Все. Меня это возмутило. Как в свое время Андрей Донатович Синявский говорил, что он расходится с советской властью в эстетике, а я с министром культуры расхожусь в этике. Я не последний человек в культуре. Несмотря на то, что у меня нет звания, по удельному весу я себе цену знаю. Он мог мне ответить, написать; страшно подумать, он мог мне позвонить! Он этого не сделал. Я позвонил сыну, он мой хороший друг. Сын попросил разрешения разместить это в Фейсбуке, что и сделал. И тут надо отдать должное нашему народу. За ночь собрали 600 тысяч рублей.

original.jpg

Кадр из м/ф «Три мелодии» (2013), часть «Рондо»

— А вы говорите, нет гражданского общества! Вот оно.

— Народ — он добрый. Но его можно качнуть как ребенка, как в одну сторону, так и в другую. От «Крым наш» до «национал-предатель», что угодно. Ребенок необузданный, порой не размышляющий, но чувствующий. Подставить плечо — это есть у нас в народе. Подставили, собрал деньги, заплатил министру 200 тысяч на следующий отпуск. И понял для себя, что в это Министерство я больше не пойду. Следующую работу «Слушая Бетховена» я всю целиком снял на народные деньги. Я обратился на краудфандинг сразу, люди собрали весь бюджет. И теперь моя ответственность велика. Если раньше они добирали на фильм, то тут целиком, с нуля. Сейчас я на этапе, когда должен получить прокатное удостоверение от того же министра. Без него я не могу картину показывать и двигать на фестивали.  

— Какие у министра предпосылки отказать вам, если долги выплачены?

— Нет, не по финансовой составляющей, а по смыслу. Это не его кино, не по его заказу, а он не разделяет моих взглядов.

— Если не принимают у нас — принимают на западе. Вы готовы к этому?

— Готов. Но сейчас меня заботит как пойдет здесь.

— В каком жанре эта работа?

— Короткометражный анимационный фильм на 10 минут. У него нет судьбы проката, потому что он не прокатная единица, в кинотеатре его не поставишь.

— И как складывается судьба таких короткометражек?

— Чаще всего это DVD. Сейчас фирма «ПРИОР» выпустила мой полный коллекционный альбом — на 6 часов накропал я за свою жизнь. И отдельно фильмы выпускают. Не знаю, какие успехи коммерческие, но есть в продаже — и слава Богу. Я не могу клясть пиратов, которые размещают мои фильмы в интернете (а они почти все там есть и я с этого ничего не имею), но зато я рад тому, что фильм, который сделан 30 лет назад, молодые друг другу предлагают, репостят. Значит, не зря я их делал.

— В ваших работах всегда необыкновенная музыка. Даже есть фильм с музыкальным названием «Адажио».

— Музыку я стараюсь всегда по высшей планке, самую-самую. Для мультфильма «Чуча» я долго искал музыку, пока понял, что это должна быть «Кармен-сюита» Бизе – Щедрин. Мне даже страшно стало от мысли, на что я замахиваюсь. Тем не менее, взял и использовал. Когда я придумал фильм «Адажио», показал его сыну. Там белый среди серой массы, белая ворона. Это история толпы, которая разрывает его от того, что он не похож на них. (В «Гадком утенке» я развил эту тему толерантности, терпимости.) В конце «Адажио» появляется черный и открытый финал: непонятно, порвут они его или нет. Сын мне говорит: черного не надо, это история Христа, он вознесся, а дальше пусть их сечет ветер, дождь. Я говорю: нет, это не про Христа, это про толпу. На что мой самонадеянный сын сказал: смотри, я тебя предупредил. В итоге я сделал по-своему, показываю. Он смотрит фильм, памятуя о своих словах, и говорит: отец, ты победил. Но лучше этого ты уже ничего в жизни не сделаешь. Я взмолился: Паш, ну ты что, так еще пожить хочется! Через несколько лет я показываю ему «Чучу-3», жду его вердикта. И чувствую, как он мучается уже и говорит в конце: когда я сказал, что лучше «Адажио» ты ничего не сделаешь, я имел в виду в плане философской притчи. А в плане музыкального фильма лучше «Чучи» ты ничего не сделаешь. И мне пришлось сделать «Гадкого утенка» с аранжировками Чайковского.


42d49e5e2030234991f03b26f7964d08.png

Кадр из м/ф «Адажио» (2000)


1421825100_1.jpg

Кадр из м/ф «Гадкий утёнок» (2010)


— По эмоциональному воздействию ваш «Гадкий утенок» вызывает у детей рыдания. Не слишком ли круто вы хватили? 

— Это говорит о том, что с такими детьми обращаются хорошо. Они не воспринимают это как норму. А сюжеты я черпаю из жизни. То, что я вижу и что меня волнует на сегодняшний день, только даю этому какой-то образ. Когда общество изгоняет того, кто не вписывается в рамки его представлений о жизни, он становится национал-предателем, и ему приходится выживать.

— Ваши мультфильмы все-таки больше для взрослых.

— Нет! Как, рассказав историю про плачущую дочку, вы можете так говорить?.. Я делаю для всех, в том числе для детей, которые имеют такую наглость — вырастать. А я имею наглость надеяться, что они посмотрят мой мультфильм второй раз, уже с другим отношением. Вот так мы друг другу помогаем. Они смотрят, растут и снова смотрят. А я делаю. И я реакцию многих детей видел. Трилогия «Чуча» — единственный сериал в моей жизни, когда история не была закончена, была придумана вторая, а потом мои мультипликаторы навострились работать с этим персонажем. Персонаж — няня, сделанная руками мальчика из подручного материала. Она дает ему то, что не дают родители. Она его любит, отдает ему свое внимание, свою любовь, и он компенсирует отсутствие внимания в доме. Я взял дом обеспеченный, где все хорошо, кроме одного — нет внимания, нет заботы. Потом няню придумал. Это было редкое явление, потому что в мультипликации самое сложное — это придумать новый персонаж. Волков много разных, у зайчиков уши длиннее или короче, но тоже все примерно одинаково, а тут совершенно иной персонаж, ну как Чебурашка. Образ моей няни придумался из подушки, боксерской перчатки и роликовых коньков — такая большая дура. Собственно, она дура полная и есть, но по психологии она на уровне мальчика. Потом специалисты спрашивали меня, занимался ли я психологией профессионально, потому что вся трилогия выстроена по учебникам психологии.

a5f581c4d682cb2e4f599d6ee5047587.png

Кадр из м/ф «Чуча» (1997)

— Какое у вас образование?

— У меня актерское образование и только, даже режиссерского нет. Это интуиция, наверное. Первая «Чуча» была о любви, вторая о дружбе, а сюжет «Чучи-3» я заново переписывал. В итоге он о ревности в любовном треугольнике, когда в отношениях мальчика и Чучи появляется третий, это приблудный щенок. И няня разрывается между щенком и мальчиком.

— Ваш творческий путь показывает, что специальное образование в принципе не обязательно.

— Не могу сказать кощунственную фразу «не учитесь», потому что учиться надо, и я, наверное, учился от того, что видел вокруг. Но я искал себя, в чем моя непохожесть, мне нужно было прийти к себе. Это произошло тогда, когда я делал фильм «Конфликт». Он потребовал моего перехода в другое объединение — кукольное. Это объемная мультипликация, я никогда раньше не снимал объем, но чувствовал это внутреннее «могу». Как азартный человек я пошел на это объединение, снял фильм и думал, что вернусь обратно. Не получилось, так там и застрял. И вот уже сколько лет меня это притягивает, мне это интересно. В объеме я стал иначе мыслить, уходя от классической кукольной анимации, которую не любил весь советский народ. Я все время искал какие-то новые формы. «Тяп-ляп, маляры», «Брэк» — это пластилин, «Банкет» — застолье без персонажей, «Брак» сделан на веревках, «Выкрутасы» на проволоке, «Адажио» на бумаге. Я все время искал другую форму. А потом на очередном витке пришел уже к кукольной мультипликации, но она была не классическая, а уже моя. Это «Чуча», «Чуча-2», «Чуча-3», «Гадкий утенок». Работа в рисованной анимации наложила свой отпечаток — она дала мне возможность требовать от мультипликаторов хлесткого движения куклы, не тупого, дерганого. Когда кукла движется дробным движением, я называю это отделением реабилитации после инсульта, оно меня раздражает безумно. А вот к движению плавному, которое в рисованной возможно, в кукольной было не всегда, я пришел спустя 10-летие. 

— Какое место в коммерческом успехе занимают технологии?

— Я б не стал молиться на компьютерную мультипликацию. У меня техника абсолютно музейная, старый одесский звукомонтажный стол, снимаю на пленку, не на цифру. На компьютер надо смотреть как на топор, молоток, пилу. Главное — это все равно человеческие руки и голова. Если есть хорошая идея, можно творить из песка, кофейной гущи, какого угодно материала. А если это не талантливо, то не поможет ни 2D, ни 3D. 

vyikrutasyi.jpg

Кадр из м/ф «Выкрутасы» (1987)



— Какая из ваших работ любимая?

— Наверное, последняя, «Слушая Бетховена». Я с ней еще связан пуповиной, вам как матери это должно быть понятно. Еще никому не показывал.

— Но у вас-то «детей» много...

— Все мои, ни от кого не отказываюсь, всех люблю. Более того, и это главное — ни за один свой фильм мне не стыдно. В чем могу себя похвалить, я ничего не делал против совести, против себя. Человек я достаточно терпимый и неприхотливый в быту, а на работе я максималист, как в юношестве. Не допускаю того, чтобы чего-то недоделать, пожалеть мультипликатора, снять ерунду в надежде, что не заметят, не обратят внимание. Нет. Если я это вижу, я буду видеть это столько, сколько мне жить осталось, и буду кусать локти, пока не переснимем.

— Говорят, в творчестве это перманентный процесс, художник всегда чем-то недоволен.

— Это перфекционизм называется по-иностранному, а по-русски занудство. Я в свое время сформулировал понятие «муки творчества». Когда человек способный чувствует гармонию мира острее, чем обыватель, на уровне интуиции, вот это и есть, наверное, талант. Будь то стихосложение, живопись, музыка, кино. Он знает, как должно быть в идеале, он чувствует это, а когда не достигает, испытывает страшные муки. Зато когда достигает потолка, к которому стремился, муки заканчиваются, и тогда это «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» Но это сладкие муки.

— А какие у вас требования к людям и их качествам?

— Чувство юмора обязательно. В нашем мультипликационном деле отсутствие юмора — это клиника. Интеллигентность должна быть. Чтоб мне с человеком было комфортно за столом. Чтобы в окружении своих сотрудников я не задумывался о том, как формулировать фразы. Чтобы я понимал их, а они понимали меня. А рабскую психологию не приемлю.

— Как вы смотрите на то, что западные мультфильмы в нашей стране более востребованные?

— Я к этому спокойно отношусь. Когда началась перестройка, что хлынуло с запада? Порнуха и «Том и Джерри». Потом эта волна прошла, «Том и Джерри» уже не так популярны.

— Только ведь и «Ну, погоди!» уже не так популярны.

— Возникло другое. Молодые отцы и матери, которые воспитывались на фильмах «Конек-горбунок», «Золотая антилопа», «Аленький цветочек», захотели поделиться со своим ребенком своим детством, ввести в круг своего детства. Что такое связь поколений? Когда ты говоришь «А», а ребенок говорит «Б», когда у вас единые культурные корни. Папа молодой хочет с сыном иметь контакт и выстраивает его на основе прочитанной «Голубой чашки» Аркадия Гайдара, на основе просмотренного вместе фильма «12 месяцев». Чтобы эта связь не прерывалась, молодые родители потянулись за старыми советскими мультфильмами. И у советской мультипликации возникло второе дыхание. Я знаю, что они ищут, покупают и показывают детям не в пику ненавистным америкосам, а просто в силу желания иметь контакт с ребенком на основе общего детства.


DSC_1778.jpg

— Вы помните самый счастливый момент своей жизни?

— Трудно сказать, их много. Настоящего времени нет, пока мы о нем говорим, оно стало прошлым. Кричать «Я счастлив!» всегда поздно — ты был счастлив две секунды назад. Когда заканчиваешь картину, наступает момент опустошения, даже глубокая депрессия. Каждый раз как в первый, что я больше никогда ничего не придумаю, не напишу. Потом проходит месяц, другой... Мне однажды цыганка сказала: ты делаешь дело, потом Бог (в которого я лично не верю) оценивает твои дела на чаше весов. И если ты сделал больше хорошего, он дает тебе шанс, если больше плохого — то сливает. И вот проходит месяц, другой, и вдруг какая-то идея. Она еще зыбкая, как стебелек, но ты начинаешь его обволакивать звуком, изображением, движением сюжета, драматургией. Вот это движение вверх от «Я червь» к «Я Бог» и есть счастье.

— Во власть не верите, в Бога не верите, а что для вас высшая сила?

— Любовь. Я верю в то, что только она может вывести человека на правильный путь. Выражение «братский сирийский народ» мне непонятно. Любовь к ближнему — это когда любой народ близкий. Я видел в Фейсбуке, как в парке Тараса Шевченко в Киеве стоит девочка и говорит: поддержите меня, я ВИЧ-инфицированная. И прохожие, солдаты, полицейские обнимают ее. Человечество способно на поступок, чтобы довести меня до слез умиления. Значит, есть место не только подвигу, но и любви. Жизнь не должна состоять из подвигов. Она должна быть устаканена, чтобы не требовалось подвигов для совершения поступков. Но это требует работы над собой.

— У вас больше друзей или врагов?

— Я вспоминаю, как наш патриарх от мультипликации Федор Савельевич Хитрук однажды спросил режиссера Эдуарда Назарова: «Эдик, у вас есть враги? А пора бы, вы уже взрослый человек». На студии «Союзмультфильм», где я работал, недоброжелателей было много. Я все экспериментировал, для меня это было нормально, а они считали, что выпендривался. Я придумывал истории, которые потом раздвигали границы мультипликации, новые техники, новые материалы. На худсоветах они мне говорили с радостью: «Ну вот эта картина точно не получится!» И я представлял себе «Байконур», когда уже одетому в костюм космонавту, провожая его в космос, говорят: «Ну на этот раз точно не вернешься». У меня это порождало не чувство уныния, а спортивный азарт: так вот я вам докажу, что все получится. Преодоление придавало мне силы. Когда я вышел уже на международный уровень, в 1988-м году единственный в коротком метраже получил «Золотую пальмовая ветвь» Каннского фестиваля. После «Летят журавли» мой фильм следующий из советских получил такую награду. А в 1991-м на мировом фестивале в Анси во Франции я собрал весь урожай: первый из советских режиссеров взял Гран-При фестиваля, а также приз публики и приз Министерства культуры «Человек года». Я не ожидал, это был ошарашивающий триумф.


DSC_1810.jpg

— Тем более странно, что вы остались в России.

— Я побывал во многих странах мира, идеология есть везде. Я не приемлю, например, американскую корпоративную. Их идеология в том, что вот ты, например, работаешь тем-то, у тебя такие друзья, такие носки, такой галстук, такая машина. Потом ты идешь на повышение и уже не имеешь права общаться со своим садовником и автослесарем, у тебя должны быть другие друзья. И барбекю ты должен делать у себя на вилле с ними. Почему??? Кто вправе диктовать мне моих друзей и мои галстуки? В какой-то степени это перешло к нам. «Виайпи», ярлыки, бейджики, появились свои кланы, бизнес-группы. И от этого появились высокие заборы, целая армия охранников, дюжих молодцев с бычьими шеями, которые ничего не производят. Я не понимаю, как мы настолько отгородились. Для меня это уродливо.

— Как вы видите будущее России? Будет ли усиливаться расслоение?  

— Оно должно выровняться, но оно никогда не выровняется до конца. «Свобода, равенство и братство» — это ложная посылка. Нет равенства. Один рожден с одними способностями и возможностями, другой с другими. Это уже, извините, я сам себя нарушаю, но от Бога, от рождения, от мамы и папы, от наследственности. Одному дано, другому нет. Или я принимаю выпавшую мне судьбу, или буду завидовать, сжирать себя насмерть и ставить палки в колеса тем, кто двигается быстрее. Это вопрос уже собственной гармонии. Но равенства никогда не будет. А свобода — да, должна быть. Только ведь мы не расстались со своим прошлым. У нас мертвые тянут живых. У меня есть внук, и его бабушка с другой стороны, по несчастью, закончила Высшую партийную школу. Она его всю неделю фарширует «Крым наш». И потом за два выходных, что он у нас, надо успеть его распропагандировать, а это трудно. Он говорит мне: «Ты знаешь, дедуля, я, может, понимаю справедливость того, что ты говоришь, но та история, которую рассказывает та бабушка — она мне приятнее, потому что ею можно гордиться». Человеку хочется гордиться. А критический ум — это, скорее, достояние взрослого человека, нежели детское. И все равно он спорит со мной, как умеет: «Тем не менее, дедуля, я скажу: да, Сталин сделал много плохого, но зато…» Вот тут и остановись, говорю я. Потому что если он ни за что погубил людей, если он палач, то никакого «зато» уже быть не может. Там точка.

Беседовала Ирина Трофимова


P. S. Мировая премьера анимационного фильма «Слушая Бетховена» состоится 30 января в 19:00 в Московском международном Доме музыки.

Вернуться