Человек и среда: паразитизм или симбиоз?
Главная > Медиа > Новости > Человек и среда: паразитизм или симбиоз?
16 Апреля 2018
Человек и среда: паразитизм или симбиоз?
Архитектура – язык эпохи. Это не только здания, созданные человеком, но и воплощение его понимания мира и взаимодействия с этим миром. О том, что человек пытается сказать природе сегодня и что можно узнать о людях, создающих современную среду в городах, рассказал эксперт ШЭК «Репное», искусствовед, историк архитектуры, преподаватель Школы коллекционеров и экспертов ЦСИ «Винзавод» Сергей Юрьевич Кавтарадзе.

DSC_8343.jpg— Что является произведением искусства, а что – нет? Однозначного ответа здесь не может быть, конечно, но всегда интересно, как человек это разграничивает. Как это происходит в архитектуре?

— Это сложный вопрос. По-моему, ответа на него и правда нет. Философы тысячелетиями размышляют над этим. Я бы сказал так: искусство состоит в том, чтобы связывать нас со словесно невыразимым. То, что мы можем поименовать, просто описать, искусством обычно не является. Даже в литературе, где, казалось бы, мы говорим простыми словами, искусство рождается там, где что-то есть между слов. Поэзия с ее сравнениями, метафорами и гиперболами показывает это лучше всего.

Искусство – это след нашей связи с теми, можно сказать, виртуальными мирами, которые рождаются в коллективном сознании. Допустим, в эпоху палеолита это были рисунки на скалах. На стене пещеры люди изображали то, какими они видели бизонов и удачную охоту на них. В эпоху Возрождения это было отражение гармонии созданного Творцом Универсума, и не только в архитектуре. Это образ человека, который достоин присутствовать именно в этом совершенном мире. В обоих случаях речь идет не о «рукотворных фотографиях», потому что аппараты не снимают наше воображение.

Можно сказать просто – «вещь красивая», «цветок красивый». Однако это несколько не про то. Искусство является искусством именно тогда, когда оно – зеркало, помогающее вытащить в объективную реальность наши воображаемые, виртуальные миры. Это может быть внутренний мир человека, в религиозном же искусстве – божественные, трансцендентные сущности. Может, это представление о нашем мире – каков он, какова его структура, какие тайны он скрывает.

— На лекции вы говорили, что в случае с архитектурой произведение искусства – это в том числе сам город. Всякий ли город является произведением искусства?

— Да, город – это произведение искусства, но здесь нужна одна оговорка. Если не брать такой пример как Помпеи, где город в одночасье прекратил свое существование и потому сохранился неизменным до наших дней, то нужно говорить о произведении искусства, у которого есть начало, которое продолжается во времени (веками, тысячелетиями, его творят люди), которое до сих пор не завершено и, Бог даст, не завершится никогда. Поэтому мы видим город, можно сказать, по-своему. Мы смотрим, как оно прирастает, это особенное искусство. Что-то осталось от XVIII века, от XIX, от ХХ и так далее. Тут важно чувствовать именно целостность: город – это не только совокупность зданий и улиц. Это еще и люди, их мысли и поведение. Бывает поведенческое искусство – перформанс или хэппенинг. Город – это еще и бесконечный, веками продолжающийся хэппенинг.


Лекция «От классической виллы к современному бизнес-центру», часть 1, март 2018


ЧТО АРХИТЕКТУРА ГОВОРИТ О ЧЕЛОВЕКЕ

— Если одна из функций архитектуры – показать, как в ту или иную эпоху люди видели мир и ощущали себя в нем, то, смотря на наш сегодняшний мир, люди получаются какие-то обрывочные, поверхностные, неглубокие и очень разные. Ощущение, что нет целостности, которая была в эпоху Возрождения, в Средневековье.

— Так оно отчасти и есть. Как я уже сказал, искусство, в частности, архитектура, берет на себя функцию отражения мира. Более того, в такие героические эпохи, как Ренессанс или Авангард, оно еще и стремится мир модернизировать, гармонизировать, улучшить. Но бывают и несчастливые времена, когда архитектор перестает быть творцом чего бы то ни было, а буквально становится оформителем. Его вызывают и говорят: «Оформи мне здание в таком-то стиле» (это в лучшем случае, если заказчик знает, что такое стиль). Или просто: «Сделай мне красиво». Эти эпохи не требуют ни от заказчика, чтобы он доверился таланту архитектора, ни от архитектора, чтобы он действительно стал творцом. В них рождается в лучшем случае приличная, грамотная архитектура. Но часто хуже: на свет появляются такие пространства, которые и городами-то, к сожалению, не назовешь. И не архитекторы в этом виноваты, а общество. У общества в такие времена нет запроса на то, чтобы создать действительно комфортную среду и достойное пространство. А что создается – хаотическое – порождает следующие поколения людей, просто не представляющих, что можно жить в красивом городе, в достойной среде.

— А нет ли тут другой стороны – когда города слишком долго не меняются и в них становится хорошо гостить, но невозможно жить? Города, где много туристов, но из которых уезжают местные жители. В чем их проблема и есть ли она?

— Бывает такая беда, я не знаю, как с этим бороться. Это происходит, когда в городе останавливается жизнь. Как раз то, о чем я говорю: город – это не только здания, но и люди. Это, конечно, не значит, что надо все историческое снести. Полагаю, это беда временная, обусловленная, надеюсь, преходящей модой на поверхностный туризм. Возьмем, например, Венецию – самый яркий, может быть, пример города, в котором вроде бы невозможно жить. Туда действительно ежедневно на круизных лайнерах приплывают толпы туристов. Где-то с 11 до 16 часов можно увидеть массу совершенно бессмысленных людей, которые сгрузились с теплохода, уже перенасыщенные впечатлениями от предыдущих стоянок. Их просто «протягивают» по главным улицам, пытаясь что-то «впарить». Вот и все. Эти туристы уже не понимают, куда попали и что здесь смотреть. Кстати говоря, после 16 часов на тех же улицах прекрасно можно ходить, и жизнь начинается, появляются местные жители, дети, играющие в футбол и так далее...

Это немножко вопрос культуры и вопрос моды. Возникла идея, что люди должны обязательно отметиться в каких-то городах. Культура селфи как раз к этому восходит. Ты должен побывать в Венеции, и чтобы показать в соцсети потом, что ты там был, ты должен сделать селфи на фоне палаццо дожей и гондолы какой-нибудь – и ура, больше тебя ничего не интересует. Готика это, не готика, на что она повлияла – это уже неважно.

Я думаю, это пройдет в конечном итоге. Задача человечества сейчас – сохранить Венецию, ее историческую часть, Воронеж, его историческую часть, Москву, ее историческую часть, потому что уйдут эти проблемы, будут новые, а тело города как таковое – оно все равно должно остаться.

— Вы привели в пример Венецию, а есть Иерусалим, который тоже невероятно забит туристами, но мне кажется, он настолько полон жизнью, несмотря на это. Появляется ощущение, что ты попал в самый центр этой жизни, истории, которая происходит сейчас.

— Во-первых, история там и сейчас происходит, вы правы. Я говорю не о событиях со стрельбой, с солдатами и демонстрантами. Там продолжен ход сакральной истории. Я в Иерусалиме не был, но могу представить. А это значит, что город не умер. Второе: есть метафизическое определение вечности. Оно гласит, что вечность – это не бесконечно продолженное время, а время остановившееся или циклично повторяющееся. Иерусалим – город с историей, которая никуда не ушла, она не осталась в прошлом, не говоря уж о том, что это центр мощнейших мировых событий для трех религий. Для мусульман – там побывал пророк Мухаммад и именно оттуда, с Храмовой горы, он вознесся к небесам. Для христиан там Гроб Господень. Не говоря уж о том, что там святая земля, все точки и пространства, связанные с новозаветной историей. Для иудеев – у них ничего другого и нет. Иерусалим, Храмовая гора – для них это центр мира, безусловно.

Это одна сторона. Другая – здесь могу только предположить. Насколько я видел людей, которые переселились в Израиль, в частности, в Иерусалим, и сейчас там живут – это люди с колоссальной энергетикой. Нам с ними просто не сравниться. У них полнота жизни во всем: в манере говорить, в манере жестикулировать, в громкости разговора. Это, может быть, тоже поддерживает ситуацию. Их город так просто не умрет. В Венеции центральные улицы на несколько часов умирают, отдаваясь толпам туристов, потом оживают. Иерусалим, видимо, сопротивляется, и там жизнь есть. Камни сами по себе – они не работают. Должны быть еще и люди.


ГОРОДА БЕЗ ЗАПРОСОВ

DSC_8340.jpg— А если вернуться к энергии наших городов? Со стороны кажется, что основная проблема – отсутствие взаимодействия между теми, кто хочет сделать город, условно говоря, красивым, и теми, кто хочет заработать деньги и взяться за что-то, что ему будет проще построить. И третьими, которые вроде тоже хотят красиво, но почему-то не сочетают это с уже существующим ландшафтом. Вместо того, чтобы встраиваться, они забивают его чем-то сверху. Вы в свое время работали и в государственных, и в коммерческих структурах, видели ситуацию с обеих сторон. Есть ли возможность у этих людей договориться?

— Боюсь, что нет, по одной простой причине: нет одного субъекта из тех, что должны договариваться. С одной стороны необходим заказчик (собственник или чиновник), с другой – профессиональное сообщество. А вот с третьей должно быть сообщество городское. Жители как некое содружество, объединенное наличием общих интересов. В данном случае с этим туго, конечно, потому что есть некое начальство («элиты») и есть люди, которые живут и принимают предложенные условия. Люди, к сожалению, воспринимают и город, и деревню, и страну свою как некую территорию обитания, но и только. Как будто ты – волк, заяц, бобер, у тебя есть лес, ты в нем живешь – кормишься сам, убегаешь, если съесть хотят тебя. Мы же не ждем от зайцев, что они соберутся вместе с барсуками и что-то про свои лес и поле решат. Договорятся, например, что здесь что-то высадят, березы, скажем, а вот там бобры плотину построят. Я думаю, примерно та же ситуация с людьми. Нет гражданского общества, к сожалению, нет общих культурных запросов и требований к среде.

Есть еще проблема – привыкание к тому, к чему привыкать не стоит. Например, человек очень хорошо следит за своей квартирой – все чисто, прибрано. Но хаос мировой начинается уже за дверью. Если жильцы в какой-то степени благополучны и умеют договариваться, то может быть кадка с цветами на лестничной площадке, какой-то ремонтик. Может быть, даже целый двор благоустроен – это совсем здорово. А вот дальше – это уже пусть благоустраивает начальство, это не чувствуют как свое.

Даже если строят уродливый дом напротив, ты не волнуешься, будет ли на тебя падать тень, исчезнет ли красивый вид, или, может, его строят на детской площадке. Что городская среда испортилась, тебя не касается, ты выходишь «в экспедицию» в город, чтобы добраться до работы. Где-то едешь мимо мэрии – там чистенько, флаги. В других местах – уже хуже. Или частная застройка: один сосед розовым сайдингом решил отделать дом, у другого крыша синяя, третий что-то шифером выложил, потому что ему так удобнее. Если нет традиции жилья нормального, постройки не корреспондируют друг с другом, и среда начинает рассыпаться. Плюс появляется какой-нибудь человек, который купил участок и строит магазин в той эстетике, которая ему кажется правильной. Единой среды, нормального стилевого единства, к сожалению, нет.

— И что же может сделать среднестатистический гражданин, и может ли вообще? Кроме того, что попробует войти в общественный совет и какие-то ключевые места на красной линии в центре города обсуждать с депутатами с весьма сомнительным успехом?

— На данной стадии гражданин должен хотя бы осознать важность того, о чем мы сейчас говорим. Пусть в других терминах. А еще лучше – объяснять это другим согражданам. Это для начала. Пока не будет такого понимания, пока люди не чувствуют ценности «среды их обитания», ничего нельзя сделать. Тем более – если не чувствуют, что, например, трогая церковь XVIII века, они трогают те самые камни, которые 300 лет назад тоже трогали люди, те, кто складывал. А ведь в каких-то городах это и 800 лет, и тысяча, и две. Ценность того, что это тот самый камень, сейчас ощущается не всеми. С этих подвижек в сознании и надо начинать. С чувства, что это наша среда, мы ее формируем, а она нас. И один человек – это как один зверь в лесу, он ничего не сделает. Нужен коллективный процесс, сотрудничество, содружество.

b_b622f60ac838281fd2ec33b0c42e2fd9.jpg

Кавтарадзе С. Анатомия архитектуры. Семь книг о логике, форме и смысле. – М.: НИУ ВШЭ, 2015.
Глава «Что почитать» в заключительной части книги – рекомендованная автором литература с аннотациями.


ГОРОДА БУДУЩЕГО

DSC_8398.jpg— Рассказывая об архитектуре современности, в лекции вы использовали метафору, что она будто бы встраивается в ДНК планеты и ее меняет…

— Это не про всю архитектуру современности, и это лишь одна из тенденций, не стоит это абсолютизировать.

— В России такие примеры сейчас сложно найти, наверное. Но если помечтать об архитектуре будущего – можете ли вы спрогнозировать, представить, что будет через 50 лет или через 100, исходя из того, что сейчас происходит?

— Это слишком дальний горизонт, потому что ускоряется ход истории, ход технического прогресса. Архитектура тесно связана с технологическими новшествами. То, что мы называем стилем, меняется прежде всего с появлением новых технологий. Новые технологии, как и новый образ мира, определяют облик зданий. Поэтому, конечно, так далеко заглядывать нельзя. А в общей тенденции, как мне кажется, есть некое разделение на пространство и время.

Архитекторы начинают вновь заниматься ретроспективизмом, обращаться к историческим стилям, прежде всего, к классике – к Античности и Ренессансу. Начинают вновь искать рецепты «правильной архитектуры», причем искать в истории. Происходит некоторое обращение к консервации, если угодно, времени. Я как раз говорил на лекции, что в XVIII веке впервые появляются две тенденции. До этого была одна – архитектура античная с колоннами, правильная, «прямая». А потом появляется различение: может быть просто правильной, а может – стилизованной под Античность, археологически выверенной. Это не одно и то же. Мне кажется, сейчас наблюдается очевидная тенденция возвращения к идее, что какая-то правильная архитектура обязательно должна быть. Обращающаяся к образам прошлого не за образцами «стилей», а за абсолютными эстетическими решениями. Появляется тип архитектора, верящего в возможность достижения окончательного совершенства. Через обращение к Палладио, например.

А противоположный подход – я о нем говорил на примере параметризма (Заха Хадид) – это попытка внедриться в ландшафт, «встроиться» в планету, в том числе в природу, не противопоставлять «здание-кристалл» остальному Космосу. Но и не маскироваться так, чтоб тебя совсем не было видно, а постараться найти какой-то такой промежуточный вариант, когда вы как будто изнутри улучшаете ландшафт. Это вполне приемлемо, если осуществляется за пределами исторических городов.

Немного напоминает историю с английским пейзажным парком. Есть два основных европейских принципа в садово-парковом искусстве: регулярный сад, французский, когда вы, грубо говоря, насилуете природу – прямые дорожки делаете, фонтаны строите. А есть подход английский, когда в разное время года выходит садовник и наблюдает за парком. Видит осенью, что где-то там на пригорке хорошо бы еще красное пятнышко – и туда сажает, допустим, бук. Через год еще смотрит – а вот там какой-то лишний кустик. Убирает, или делает с желтыми листиками вместо каких-то еще. Так происходит много лет, и такое ощущение, что все это выросло само, только очень красиво. Это выросло не само, а какие-то садовники, может быть, тоже поколениями, формировали вот этот английский пейзажный романтический парк.

Эта тенденция, может быть, разовьется, и мы будем таким образом строить целые города. Сверху засадим газоном, а внутри сделаем, скажем, библиотеку, которая аккуратно из земли поднимается. В России пока сложно такое представить, но например, в скандинавских странах это уже встречается. Постепенно ландшафт меняется – это все же городское поселение, наша среда обитания, но не насильственно, а деликатно.

— Это же еще и в разы дороже, чем просто залить в каркас бетон?

— Судя по уровню жизни тех стран, где это делается, каким-то странным образом это окупается. Это страны, где потом люди живут очень хорошо и долго – чистым воздухом дышат, меньше болеют. Вроде вкладывается больше, но потом все возвращается.

— Может, когда-то и мы к этому придем?

— Не обещаю.

Беседовала Мария Старикова

Вернуться