Популяризация науки: кому и зачем это нужно
Главная > Медиа > Новости > Популяризация науки: кому и зачем это нужно
18 Декабря 2019
Популяризация науки: кому и зачем это нужно
Размышляя о просвещении, невольно задумываешься и о том, почему оно вообще возникло. Разве потребность в знаниях не составляет одну из важнейших потребностей, движущих человечество вперед, питающих его извечное любопытство и подвигающих на новые открытия? Это так. Но почему же просветительская деятельность столь часто сталкивается с сопротивлением? Почему зачастую инстинкты важнее разума? Кто и кого, в таком случае, должен просвещать — и как это делать в мире, которым правит мода? Об этом — в очередной беседе в рамках цикла, посвященного 10-летию Школы «Репное», в формате просвещение «эксперт — выпускник».

Снимок экрана 2022-03-19 в 19.26.10.png
Снимок экрана 2022-03-19 в 19.26.00.png


НЕСТИ СВЕТ
Олег Григоренко (О.Г.): Под просвещением разные люди понимают разное. Мне бы хотелось, чтобы мы начали с определения, которое было бы фундаментом нашего разговора.

Любовь Стрельникова (Л.С.): Я профессиональный химик, но теперь у меня другая профессия — журналист. С точки зрения моей профессии ответ кроется в самом слове, в структуре, этимологии. Просвещать — значит, нести свет. Свет в данном случае — это метафора некоего знания, позитивного взгляда на мир. И это главная цель — нести знание. В свое время Кант, размышляя на тему просвещения, говорил о том, что девиз просвещения — «не бойся пользоваться своим умом». Задача просвещения — сделать так, чтобы человек почувствовал кайф от того, что он может свободно пользоваться своим умом и разумом и получать от этого удовольствие.

Генрих Эрлих (Г.Э.): Все правильно. По-английски «просвещение» — enlightenment. То есть это буквально калька, это именно «нести свет». Я бы немножко расширил: все-таки это не только свет знаний, но и свет культуры в целом. Даже умение читать — это очень существенно. Например, почему сейчас протестантские страны объективно опережают все остальные — католические и, к сожалению, православные, не говоря уже о мусульманских? С чем это связано? Откуда взялось просвещение у них? Оно взялось с очень интересного момента. У них же в протестантстве каждый человек может сам общаться с Богом, ему не нужны для этого посредники в виде священников. Они должны лишь знать Библию, а для этого — уметь ее читать. И поэтому когда протестантское движение началось на Западе, просвещение начало активно внедряться, они начали учить детей, чтобы они могли читать Библию.

Л.С.: И интерпретировать, соответственно.

Г.Э.: Да, они же начинают думать, выводы какие-то делать. Протестантские страны, они же изначально-то были очень бедными.

O.Г.: Спасение через познание.

Г.Э.: Да. Это северные страны, там особо ничего не было, даже сельского хозяйства. Но просвещение дало импульс к развитию, хотя начиналось все с чтения.

O.Г.: Я сейчас очень порадовался, что мы начали с самого начала, с века Просвещения, и сказали очень важную вещь о том, что просвещать — это, в первую очередь, научить познавать. Я сам журналист, редактор, и сейчас я вижу в своей системе ценностей огромную брешь. Точнее, не в моей системе ценностей, а в том, как она применяется к моей профессии, потому что для меня очень важным в ней является воздействие именно на разум людей через логичные аргументы, которые выстраиваются в концепцию, подтверждая некую гипотезу.

Сейчас в СМИ я вижу очень пугающую тенденцию: для того, чтобы привлечь внимание, нужно воздействовать не на рацио, а на эмоции, чувственное восприятие: напугать, развеселить, порадовать, но явно не научить и просветить.

В таком мире, где нужно быть фриком, чтобы привлечь внимание, просвещение может работать или нет, и как оно может работать?

Л.С.: Почему это СМИ делают? Это же вопрос целеполагания. Почему СМИ апеллируют к физиологии?

O.Г.: По той же самой причине, по которой это делает Голливуд, например.

Л.С.: Правильно, это бизнес. Это манипулирование, цель которого — деньги, извлечение прибыли. Просвещение не ставит такой цели, мы с этого начали.

Именно поэтому просвещение — это во все времена во многом удел энтузиастов, совершенно бескорыстных людей, готовых поделиться красотой знания, которую они познали, с огромным количеством людей.

Почему СМИ предпочитают отрицательные новости? Да потому что человек, зритель и читатель, всегда предпочтет отрицательные новости положительным в силу инстинкта самосохранения. Он как бы обучается на опыте других: пусть они на грабли понаступают, а я посмотрю, чтобы, оказавшись в такой ситуации, поступить иначе. Это физиология, из которой СМИ извлекают доход. А просвещение не занимается такой манипуляцией.

O.Г.: Но СМИ конкурируют за внимание людей, и как привлечь внимание людей именно к ценностям познания?

Л.С.: Значит, надо пользоваться тем же оружием. Что правит миром?

O.Г.: Мы только что выяснили, это страх.

Снимок экрана 2022-03-19 в 19.26.59.png


Л.С.: Страх — это чувство, которое помогает реализовать инстинкт самосохранения. А миром правит мода. Все как по свистку надевают драные джинсы, распускают волосы, отпускают бороды, надевают рюкзаки, пьют кофе из бумажных стаканов на ходу… Просвещение тоже должно стать модной историей, и мы с вами видим, что это возможно — на примере той же Школы «Репное». Ведь у моды гигантский созидательный потенциал. Посадить триллион деревьев, чтобы защитить Землю от глобального потепления, отказаться от одноразовой пластиковой посуды, пластиковых пакетов, чтобы защитить Мировой океан и его обитателей от гибели… Это примеры, которые уже работают. И они могут изменить мир к лучшему.

КРИТЕРИИ ПРОСВЕЩЕННОСТИ
Г.Э.: Есть представление о том, что все ходит волнами. Вот, например, одно из самых модных политических течений и бранных слов последнего времени — популизм. Что такое популизм? Это когда ты говоришь то, что от тебя хотят услышать. А то, что от тебя хотят — это очень простые мысли, которые понятны всем. Человек слышит некие слова, он так же думает и считает, что он такой же умный: «Ах, какой я умный, я ж тоже так думаю, как этот великий человек». Например, Адольф Гитлер не был популистом, но действовал он таким же образом. Он нацию перепрограммировал за три года.

Л.С.: Всего-навсего словами.

Г.Э.: Со мной делились впечатлениями те, кто его слышали: «Мы пришли слушать, мы изначально были против его идей, но к концу его речи нас тоже проняло. Мы уже начали сомневаться: может быть, он и прав?». И эти популистские идеи — они ходят волнами. Значит, можно предположить, что сейчас у нас идет популистская волна, а потом, может быть, придет какое-то отрезвление очередное. Это один вариант развития событий. Многие люди, преимущественно старшего поколения, утверждают, что раньше люди были умнее и лучше разбирались в хитросплетениях жизни, политики, культуры. А сейчас-де идет оболванивание людей и ими становится все легче манипулировать. Но не будем забывать, что круг таких «продвинутых» людей был раньше довольно узок, а сейчас, что ни говори, средний уровень образования повысился, как и степень информированности людей. Есть шанс, что подрастут, разберутся. Что же касается оболванивания и манипулирования, то это было всегда.

Еще, сравнивая разные поколения, часто говорят: раньше ценности были другие. Сейчас, к сожалению, молодые люди, с которыми я общаюсь, не могут отличить хороший текст от плохого. Они читают текст, который написан безобразно, и он им нравится. А когда им начинаешь объяснять, что это вообще ни показывать, ни публиковать нельзя, они не понимают: «А почему? Все нормально, все хорошо». Они потеряли вкус. Не понимают, что такое хорошее кино, потому что с сериалами-то проще.

О.Г.: А что, на ваш взгляд, должен знать человек, который может назвать себя просвещенным, в таком случае? Должен иметь вкус, а еще? Есть ли какой-то условно универсальный набор знаний, которые человек может получить, чтобы считать себя достаточно просвещенным для современных условий? Нужно уметь сопоставлять, проверять информацию из разных источников и каким-то образом выбирать правильную. Но для этого надо какой-то базовый все-таки уровень иметь, хотя бы в размере школьной программы.

Г.Э.: Ничего универсального нет, конечно. Такие универсальные рецепты сейчас очень любят: «12 правил жизни», «9 шагов к успеху».

O.Г.: Это очень хорошо читается, к сожалению.

Г.Э.: Это создает иллюзию, что вы примените этот простой рецепт — и все у вас получится. Все знать сейчас невозможно. Надо уметь анализировать текст и понимать, что там написано, критически подходить к нему и не принимать на веру все, что тебе дают. Сейчас есть такое: «Да это все ерунда, что в официальной прессе написано, — это все неправда, а то, что на моем любимом сайте написано, — там все правильно». Нужно уметь сопоставлять, проверять информацию из разных источников и каким-то образом выбирать правильную. Но для этого надо какой-то базовый все-таки уровень иметь, хотя бы в размере школьной программы.

Л.С.: У нас как-то была дискуссия на тему «Зачем ребенка водить в школу». Чему должна научить школа? Во-первых, уметь читать, анализировать тексты, высказывать свои мысли, аргументировать, желательно, не на одном языке; во-вторых, любить Отечество, быть физически сильным и так далее. Но на самом деле главная задача школы — научить ребенка думать. Ребенок думающий должен уметь строить причинно-следственные связи, а для того, чтобы он умел их строить, он должен изучать физику, биологию, химию, математику, которые все построены на причинно-следственных связях, законах и закономерностях.

Сейчас далеко не во всех школах учат думать, и на просвещение ложится большая нагрузка по формированию критического мышления, аналитического мышления, здравого смысла, об этом просвещение сегодня должно напоминать каждый день.

ИНСТИТУТЫ ПРОСВЕЩЕНИЯ
O.Г.: Вкус в советское время воспитывало государство. В России как в стране мегацентрализованной всем всегда занималось государство, и говорили, что царь у нас — единственный европеец. На Западе, в свою очередь, была некая сетевая модель протестантская, когда все шло от семьи: обучение чтению, базовые навыки. А в поздней имперской России были земства, которые, собственно, и вытащили на себе первый этап народного просвещения. Кто этим должен заниматься сейчас? Какая модель в современной России взлетит? Государство должно по-другому относиться, общество должно понять, что, если не мы, то кто? Для меня один из главных результатов «Репного» — это то, что мы собираемся компанией выпускников и, что называется, учим друг друга, мы друг другу читаем лекции по какой-то своей сфере. Я могу про СМИ рассказать, кто-то может рассказать про геологию, кто-то про IT.

Л.С.: Прекрасная модель! А государство здесь ни при чем.

Г.Э.: Это самоорганизация масс, которые сами выбирают модель поведения.

Снимок экрана 2022-03-19 в 19.26.23.pngЛ.С.: И семья — великое дело. Антони ван Левенгук, который сделал для микроскопа линзы с 300-кратным, 500-кратным увеличением и увидел микромир, не был никаким ученым, он был мануфактурщиком, продавал ткани, но он был любознательным мальчиком. Дядя его заметил эту его склонность, начал ему книжки подсовывать, разговаривать с ним, стал как-то направлять, развивать. И в результате человек, не имевший никакого отношения к науке, сказал в этой науке такое громкое слово. Он открытие сделал, на котором потом целое здание выросло, понимаете? Значит, роль семьи, очевидно, велика.

Книги, увиденное кино — нам не дано предугадать, как наше слово отзовется.

Иной раз какая-то случайная фраза, брошенная на лекции, может перевернуть судьбу человека. А может быть, этим человеком будет Эйнштейн будущий.

Мы этого не можем знать, и мы не принимаем это в расчет, мы просто пишем книги. Никому это вроде как бы и не нужно, но мы их пишем, потому что мы знаем, что это выстрелит — рано или поздно.

Г.Э.: Или таскание по музеям. Воспитания, образования без насилия не бывает. Мне сын недавно признался: «Как ты меня доставал этими музеями! Как в Европу приезжаешь, так по два музея в день с высунутым языком». А теперь он сам, когда бывает в Европе, идет в те же, уже знакомые музеи и говорит: «Как классно, завис на целый день!».

Л.С.: Современная педагогика семейная — она чудовищная: «Ребеночек мой не хочет, значит, он не пойдет». Ребенок не знает, что он хочет, ему надо показать, что это интересно. Как только он поймет, что это интересно, уже за уши не оттащишь.

Отсюда выросло еще одно направление просвещения, очень модное: интерактивные музеи. В Европе сейчас существует даже ассоциация science-центров под названием Ecsite, которая собирает ежегодные собрания, где все делятся опытом. Они сейчас, наверное, в каждом городе в Европе уже есть. Там куча моделей, на которых можно изучать те самые законы, что проходят в школе, это весело: двигаешь, ломаешь, визжишь, пищишь. Вот, пожалуйста, еще один канал просвещения, который мы можем использовать.

О.Г.: А если кому-то в детстве этого не хватило или кто-то таким образом учился в школе, что у него не сложилась четкая картина мира? Мне кажется, многие из таких людей сегодня приходят в просветительские проекты для взрослых, такие как «Репное». Модель Школы соответствует каким-то существующим запросам, но иногда у людей возникает ощущение, что не всегда есть системность: сегодня на семинаре мы говорим про гемоглобин, на прошлом семинаре мы говорили про историю, про традиции, на следующем семинаре мы говорим про литературу, еще на каком-то семинаре мы говорим про математику. Все это вроде бы и имеет отношение к созданию некой такой целой картины мира, но, с другой стороны, это лишь мазки, и не факт, что они попадут именно в те белые части, которые у каждого конкретного человека есть, и помогут ему простроить связи между всеми вышеуказанными сферами. А у вас есть какое-то представление о просветительских проектах для взрослых? Какими должны быть?

Г.Э.: Эта модель совершенно нормальная. Конечно, систематического образования получить таким способом невозможно, сейчас вообще широкого систематического образования нигде нет. Сейчас в условиях страшнейшей специализации обучения на всех уровнях, начиная с 4 класса, а иногда и раньше, люди заужены дальше некуда, поэтому важно, пусть и мазками, показать, что есть такие интересные вещи.

Л.С.: Это хороший формат, это хорошая практика, но она применима для взрослых. Здесь, в Школе «Репное», все люди с высшим образованием, у них уже структурирован мозг, у них есть развитое аналитическое мышление. Во взрослом мозге эти отдельные мазки сложатся в цельную картинку. А у ребенка — нет. Вот к ребенку такой подход невозможен: сейчас мы тебе накидаем всякого, и пусть в твоих мозгах что-нибудь сложится. Не сложится, для этого надо сначала мозги поставить, надо их прошить, надо их структурировать, надо научить, чтобы это все на автомате там крутилось, соединялось, проходило через горлышко критического анализа и осмысления. А для взрослого это хороший формат, хотя все взрослые — они по-прежнему в душе как дети. Все имеет последствия. На заре генетики считалось, что все в человеке определяет генетика: цвет волос, глаз, рост, вес, все наши способности, потенциальная успешность, болезни, продолжительность жизни. А сегодня исследователи говорят, что только 30% на ответственности генома, а остальные 70% — это среда.

Мы меняем среду, мы меняем человека, поэтому с этим-то надо очень аккуратно. Мы меняем школу — и мы меняем людей, которых получаем на выходе.

Г.Э.: Причем результат станет ясен лишь лет через 15 после окончания школы. Ваша система в «Репном» — она правильная. Она дает направление: эта область интересная, и вот интересная, и вот эта. А потом уже из слушателей каждый выберет в соответствии со своими склонностями, что ему интересно, книгу почитает или в тот же Интернет залезет, какие-то детали уточнит, и скажет: «Слушай, действительно интересно». Все, завис, у него жизнь сразу наполняется, он резко расширяет свой культурный уровень.

Л.С.: Мало теперь у нас мыслителей и визионеров, которые видят картину в целом. Это то, о чем говорил Фримен Дайсон: «Птицы, которые летают высоко, видят мир за лесом, видят картину в целом». Мало таких людей. Обеспечить программу «Репного» экспертами очень сложно. И чем дальше, тем мыслителей все меньше, это уже такая уходящая натура, к сожалению, и это проблема.

Просвещение — это деятельность людей. И сегодня она часто скатывается к рассказу о каких-то мелких фактах, не встроенных в контекст — британские ученые открыли, китайские ученые нашли… И это уже невозможно переносить. Это мартышкин труд, потому что молодежь в силу своего узкоспециализированного образования или плохого образования не может понять место и значимость этих фактов, зачастую мелких и совсем не значимых.

Просвещению гораздо более важны мысли, идеи, видение, цельные картины и собранные мозаики, пусть и с пробелами. Просвещению нужен мир во всей его полноте и со всеми его внутренними связями.

ПРОФЕССИИ БУДУЩЕГО
O.Г.: Можно очень грубый, но, к сожалению, приземленный вопрос задам? Мне очень нравится рассказ Азимова «Выборы». Его главным героем является средний человек, которого некий огромный искусственный интеллект отбирает как гражданина, который будет в этом году выбирать президента, мнение которого, согласно обработке статистических данных, является на сегодня неким концентратом мнения большинства. Этого человека подключают к машине, он проходит тест, после этого следующие 4 года искусственный интеллект обеспечивает все Соединенные Штаты на основании его ответов.

Сейчас технологии развиваются так, что искусственный интеллект заменяет человека буквально везде, это огромная беда журналистики, что мы все через 10 лет будем абсолютно никому не нужны.

Л.С.: Нет, Олег, если вы будете заниматься фактами — да, это умирающая журналистика, если же вы будете заниматься мыслями, идеями, мнениями — то нет. Искусственный интеллект этого не сможет.

O.Г.: Именно об этом я и хотел спросить. А если машина в том или ином виде — в виде алгоритма, в виде завода, конвейера а-ля Генри Форд — обеспечивает, так сказать, все потребности человека, получится ли так, что человеку вообще не надо мыслить?

Снимок экрана 2022-03-19 в 19.26.46.pngГ.Э.: Понимаете, опасность не в этом, опасность в том, что в какой-то момент человек станет ненужным. Искусственный интеллект решит, что это лишнее существо во вселенной. Эта проблема до сих пор не преодолена, то есть непонятно, каким образом сделать так, чтобы этой мысли не возникло. А мысль совершенно логичная.

Когда я был совсем маленьким, в школе учился, как раз когда Азимов писал все эти вещи, мы все по поводу роботов и искусственного интеллекта с ума сходили. И тогда, а это было 50 лет назад с лишним, мы были абсолютно уверены, что это не за горами, а потом все как-то сошло на нет.

O.Г.: Опять тот же самый маятник, волны.

Г.Э.: Да, опять такая волна идет, вполне возможно, что через какое-то время внедрят какие-то системы под этот искусственный интеллект, уберут некоторые лишние специальности, а потом все вернется на круги своя, потому что аналитики, которые будут мыслить, будут цениться. Хотя вполне возможно, что большая часть человечества станет такой оболваненной толпой.

O.Г.: Дивный новый мир.

Г.Э.: Да, они нужны, чтобы потреблять и где-то трудиться. А будет некий очень ограниченный круг, который будет править, исходя из своих соображений, причем соображения могут быть высокими, они могут космос осваивать, например. Произойдет такая стратификация.

Л.С.: Помните, когда человек вступил в индустриальную эпоху, мир перевернулся, и огромное количество профессий ушло, а новые профессии появились. Сейчас то же самое происходит с приходом цифровых информационных технологий. Какие-то профессии будут умирать: профессия журналиста, архитектора, переводчика и так далее. Но все равно будут оставаться как бы высшие точки: переводчик художественной литературы, переводчик-синхронист — они останутся. Журналисты, которые работают с мыслями и идеями, останутся.

Я одно могу сказать: я не понимаю, зачем нам искусственный интеллект, если мы не используем человеческий в полной мере. Там же гигантский потенциал у каждого в голове, надо просто понимать, что как только мы перестаем использовать какой-то орган, он отмирает. Мне кажется, что мы просто роем себе могилу. Наоборот, надо заставлять мозг работать, чтобы появлялись новые нейронные связи.

ПРОСВЕЩЕНИЕ КАК ПОТРЕБНОСТЬ
O.Г.: У меня сейчас возник такой образ в голове. Я правильно понимаю, что сегодня, накануне всех этих замечательных изменений, о которых мы сказали, просвещение — это некий такой последний римский легион на Адриановом валу? Между историей, которая тянется, условно говоря, от века Просвещения, и историей новых темных веков, которая приходит в тот момент, когда человек отказывается от генерации идей?

Л.С.: Мне кажется, просвещение сегодня должно рассказывать обществу о рисках, которые его ждут и которые оно создает своими руками. Сегодня это актуально как никогда.

Г.Э.: Да. Другое дело, что получится, как было и раньше, что это будет направлено на определенную часть общества, которая способна все это воспринимать. Мы ведь должны учитывать, что не все хотят просвещаться, многим и так хорошо. Зачем им лишняя головная боль? Они пришли, в офисе отсидели, потом дома в игрушку поиграли. Зачем им это просвещение? Но какая-то часть общества должна поддерживать свой интеллектуальный и культурный уровень. Это будет некая элита, которая всегда будет востребована, и ей нужны будут, к слову сказать, нормальные журналисты.

Л.С.: Как раз та элита, которая будет принимать решения.

Снимок экрана 2022-03-19 в 19.26.33.pngГ.Э.: Тут опять-таки есть разные варианты, но эта элита обязательно нужна. Если элита сохранится, то она по меньшей мере сможет размножиться, потом еще что-нибудь изменится, может быть, цели у людей изменятся, в конце концов.

Л.С.: Образ просвещения как «последнего бастиона» — это хороший, правильный образ. Действительно какая-то новая сейчас легла на него нагрузка, и такое ощущение, что просвещение вдруг начинает действовать в условиях какой-то невероятной тьмы. Может быть, просвещение — это некая глобальная миссионерская история ХХI века.

O.Г.: А почему все-таки так получилось? Есть очень простая схема — пирамида Маслоу: когда человек удовлетворяет базовые биологические потребности, у него появляются более высокие. Сейчас человечество живет в условиях, когда нет угрозы мирового голода, в отличие от, например, XV века.

Л.С.: Ну, миллиард, допустим, по-прежнему голодает.

O.Г.: Это, как я называю, логистическая проблема: почему мусорки из американских супермаркетов нельзя доставить в Африку. А переход на следующую ступень пирамиды Маслоу не происходит.

Г.Э.: Значит, есть ошибка в основании.

O.Г.: Гипотеза была неправильной?

Г.Э.: Гипотеза была неправильной, ведь одна из основополагающих гипотез всего этого развития — что если мы освобождаем народ от тяжелого физического труда, то у него появится больше времени для интеллектуального роста. А он почему-то в это свободное время не хочет интеллектуально расти, он предпочитает развлекаться. Книжки он в это время не читает, ничем серьезным он не занимается, значит, гипотеза неправильная. Вы сначала менталитет народа измените, потому что те люди, которые хотят просвещаться, они будут ночами после работы просвещаться.

Л.С.: Возвращаемся к тому, что просвещение должно быть модным. Сегодня потребности у людей удовлетворены, вы правильно говорите об этой самой пирамиде, но бизнесу по-прежнему нужно деньги зарабатывать. Мировому капитализму нужны деньги, прибыль любой ценой. И чем он занимается? Он создает новые потребности. И просвещение сегодня конкурирует с этими потребностями. Нам нужно думать, как просвещение должно создать потребность человека в удовольствии от того, что он пользуется своим умом, своим разумом, от того, что он много знает, и не просто знает, а у него это в оперативном управлении. Мы конкурируем с мировой системой, которая хочет извлекать деньги из всего. Это непростая история. И кризис, в который вошло человечество, — это следствие экономической системы, ничего не поделаешь.

СОВРЕМЕННЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ ПРОСВЕЩЕНИЯ
Г.Э.: Все может измениться, конечно. Сейчас мы Советский Союз немножко подзабыли, но, по моим прикидкам, будет ренессанс коммунистической идеи, потому что коммунистические идеи привлекательны, особенно для молодежи. Свобода, равенство, братство. А что? Все равны, каждому по потребностям, от каждого по способностям, это красиво же, так ведь? Привлеченная этой идеей молодежь начнет бунтовать, тем более что она сейчас действительно от власти отгорожена. Капиталистическая система может и рухнуть. Что бы там ни говорили про коммунистическую пропаганду, на самом деле тот рывок с точки зрения просвещения и образования, который был в 20-е годы ХХ века сделан, действительно был мощный.

Л.С.: Мне кажется, что сегодня у просвещения появились новые возможности, как у всего остального, те же самые цифровые технологии, скорость распространения информации, возможность создавать неформальные объединения — виртуальные, реальные, какие угодно. И мне кажется, просветители должны использовать этот инструментарий.

O.Г.: Этот же инструментарий используют люди из сферы, которую принято называть лженаукой. Сегодня тут даже два параллельных процесса идет. Первый процесс — это действительно цифровые технологии, которые позволяют любую идею на неограниченную аудиторию распространить. Второе — это тоже касается цифровых технологий: человек может замкнуться в информационном пузыре. То есть, если у меня в Facebook среди друзей только антипрививочники, значит, все вокруг меня антипрививочники, хотя по факту это не так. С этим как бороться? Человек, который верит в то, что ГМО испортит его жизнь напрочь, что у него родятся трехногие, шестиногие дети, он из своего информационного пузыря не выберется. И он будет постоянно получать доказательства своей точки зрения.

Л.С.: Цифровые технологии, конечно, облегчают и ускоряют распространение ложного знания. Мне очень часто присылают какую-нибудь «цитату» Эйнштейна на его портрете: «Представляешь, что Эйнштейн-то сказал — прямо в точку!» Я говорю: «Эйнштейн этого никогда в жизни не говорил». Все, что говорил Эйнштейн, уже разложено, описано, издано. С этим очень трудно бороться.

Значит, тем более мы должны продолжать — не отступать, развивать критическое мышление и здравый смысл, чтобы не было этой тупой веры во все, что ты прочитал.

Г.Э.: На самом деле, большая часть из того, во что вы верите — это подтасованные цитаты, особенно в том, что касается науки. Люди этого не говорили, это потом напридумывали, вложили им эти фразы в уста, а они часто говорили диаметрально противоположное, но с точки зрения образования надо, чтобы они сказали именно так.

Л.С.: Тут, правда, есть и другой аспект. Безумные идеи, которые признавались безумными, потом двигали цивилизацию, становились прогрессивными историями. Истина рождается как ересь и умирает как заблуждение, так работает наука, так устроен мир, никуда не денешься. Мне кажется полным безумием тратить время и ресурсы на борьбу со лженаукой. Эти деньги надо тратить на просвещение.

O.Г.: В начале нашей беседы был вопрос о неком универсальном наборе качеств или каких-то навыков, которые отличают образованного человека от человека, который не хочет быть образованным. И в течение всей беседы я для себя вычленил два навыка, которые, наверное, можно в этот список внести. И у меня вопрос: можно ли или нет? Это здравый смысл и критическое мышление.

Г.Э.: Да.

Л.С.: Да, потому что это говорит о том, что человек умеет думать и, похоже, получает от этого удовольствие. Истина рождается как ересь и умирает как заблуждение, так работает наука, так устроен мир, никуда не денешься.

Мне кажется полным безумием тратить время и ресурсы на борьбу со лженаукой. Эти деньги надо тратить на просвещение.

Вернуться