О РОЛИ УЧИТЕЛЯ
Мария Старикова (М.С.): Мне кажется, роль учителя нивелируется как ретранслятора какого-то знания, а роль учителя как наставника, как своего рода проводника наоборот возрастает. В мире, где много информации, нужен путеводный маячок, который будет показывать, что хорошо, что плохо. Согласны с этим?
Константин Мильчин (К.М.): У меня были вполне хорошие учителя в школе — например, по истории и литературе. Но я не могу сказать, что я стал критиком, потому что мне в школе хорошо преподавали литературу, и историком я хотел стать скорее вопреки — я с учительницей истории все время ругался, подозревая ее в худшем знании предмета, чем у меня. Мы все ходили к репетиторам по литературе, которые были университетскими преподавателями. Поэтому к нашей несчастной учительнице литературы, которая закончила педагогический вуз и может быть даже в пределах этого знала предмет, мы относились с глубочайшим презрением: нам-то профессора рассказывают о предмете, а она что нам может дать?
Спустя годы я понимаю, что ничего хорошего в этом не было в плане нас — людей, которые над ней издевались и не ставили ее ни во что. Но тем не менее в плане истории и литературы я не могу сказать, что школа была важна, а вот университет был очень важен. Все равно есть школа, где учитель может заинтересовать детей, но таких не очень много. У Малкольма Гладуэлла, известного канадского мудреца, есть такая теория, что очень повезло детям, которые учились в обычных школах в Нью-Йорке в 30-х годах, потому что их учили те, кто из-за великой депрессии потерял работу в банках, ведомствах. Прекрасные математики, статистики пошли преподавать в школу естественные дисциплины, и отчасти послевоенное преуспевание Америки связано с тем, что выпускники школ Нью-Йорка учились у очень хороших педагогов. Но это спекулятивная вещь, я не очень понимаю, как все это измерить.
Не знаю, кто это сказал — возможно, Бисмарк: «Франко-прусскую войну выиграли учителя прусской гимназии». Другое дело, что мы до сих пор в рамках нынешнего школьного образования почти везде по-прежнему занимаемся подготовкой фабричных рабочих и рядовых солдат массовых призывных армий. Из девочек готовят домохозяек и младших бухгалтеров, что, прямо скажем, совсем не соответствует тем запросам, которые существуют. Прошла эпоха призывных армий. Даже современный солдат — это специалист довольно узкого профиля: оператор беспилотника, к примеру, стрелок из высокотехнологичной пушки, логист. Что такое современная сфера обслуживания? Это сотрудники колл-центра. Это тоже, конечно, сексизм, но это в основном женская работа.
Анна Щедрина (А.Щ.): Не соглашусь. Я работала в такой компании, в основном, это студенты. И мальчиков, и девочек хватает.
К.М.: В любом случае, современному миру не требуются чернорабочие, а требуются инженеры, которые могут проектировать станки и работать с ними. Этому миру не нужны люди, которые будут бежать стрелковой цепью на оковы соседа. Этому миру не нужны домохозяйки, потому что еду все умеют готовить, ее можно разогреть в микроволновой печи.
Понятно, что работа кузнеца очень востребована, он очень много получает. Но это не тот кузнец, который был 50 лет назад или 2 тысячи лет назад. Точнее, тот, но роль у него другая.
А.Щ.: Если говорить про школьных учителей и наставников, то для меня как мамы первоклассника эта тема наиболее острая. С большой теплотой вспоминаю свою первую учительницу. Очень хочется, чтобы Ване так же повезло. Речь, конечно, в первую очередь не о знаниях, а об адаптации. И если я сейчас думаю о своих школьных учителях, то вспоминаю не о знаниях (хотя они, безусловно, были), которые они давали мне и моим одноклассникам, а о том добром, что они вложили в наши головы.
Но как ни странно, главным человеком для меня в этом смысле стал учитель физкультуры, наш классный руководитель Александр Валентинович Петров. В 8 классе от нас отказались все. Наш класс был дружным, но неуправляемым. И туда боялись заходить любые учителя. И вот молодого специалиста послали в эпицентр боевых действий. Он сумел направить нашу энергию в мирное русло, носился с нами круглосуточно, привил правильное отношение к жизни. Он прекрасный человек, мы общаемся до сих пор.
Мы стали увлекаться пешеходным туризмом, ходили в походы, много тренировались. Заразил он нас и своей любовью к КВН. Научить ребенка дружелюбно принимать окружающий мир, видеть в людях хорошее и относиться к любой ситуации с долей юмора — это дорогого стоит. Те, кто рос в 90-е, как никто другой это поймет. Я думаю, что нужные знания в конечном итоге получают все. Все зависит от самого желания человека. А вот уметь дружить, иметь правильное представление о жизни. Кто его заложит? Только родители и учителя.
К.М.: Я сейчас скажу, наверное, банальную вещь, но учитель должен быть лидером. 20–30 лет назад это было не обязательно. Сейчас обязательно. Он должен думать, а не знать. Но надо отметить, что то, что можно найти в интернете, не совсем верно, потому что учебник, по которому учит учитель сейчас и по которому учили раньше, он проходит некоторые стадии согласований и проверок. И даже если это ложь, то это ложь, достигнутая определенным общественным консенсусом. То, что в интернете, не прошло даже и такой проверки. И в этом смысле интернет ничего не решает. А учитель должен объяснить, почему в интернете не всегда объективная информация.
УЧИТЕЛЬ НЕ РАВЕН НАСТАВНИКУ
М.С.: В какой момент учитель, преподаватель становится наставником? Когда понимаешь, что этот человек — он твой наставник, что должно произойти?
К.М.: Давайте обратимся к громкому скандалу сексуального характера трехлетней давности в школе № 57. Там тот самый педагог, который спал со своей ученицей, был для нее безусловно наставником с большой буквы. И до сих пор люди, которые проходят по этому делу как жертвы, в него влюблены, включая одну из девушек, которая с ним бежала в другую страну. Но в этом смысле же еще хорошая школа с учителем наставником имеет очень большую потенцию скатиться к сектантству.
Проблема в том, что именно хорошая школа по сути представляет собой в рамках самопиара. Она активно пропагандируется как некое особенное учебное заведение с особыми отношениями между учениками и учителями, быстро переходит к объяснению ученикам, что они особенные и отличаются от учеников других школ, и где-то в этом месте довольно стремительно возникают сексуальные отношения между учителем и учеником, групповые насилия, сексуальные обряды и прочее.
Как это происходит, не очень понятно, но оно всегда неизбежно. Любая эротизация всегда заканчивается сексуальным скандалом. Так устроен мир. Сегодня ты говоришь, что кто-то лучше остальных, а завтра кто-то кого-то насилует. Секс между учителем и даже совершеннолетним студентом — это не очень законно, потому что они находятся в разных положениях. Эта ситуация всегда несет в себе какую-то манипуляцию, и это неправильно. Но почему-то так происходит.
А.Щ.: Это, конечно, какой-то крайний случай, но ведь может быть, наверное, наставничество и без этой составляющей. А у вас были наставники? Не в вышеуказанном смысле, конечно. Но есть ли в вашей жизни человек, которого вы могли бы так назвать?
К.М.: Если говорить о людях, не считая моей семьи, которые повлияли на мое профессиональное становление, то это, конечно, Александр Феликсович Гаврилов. Это человек, которого я могу считать наставником в профессиональном смысле. Это первый мой главный редактор и мой основной педагог. Если мы называем учителей университетских, то это Игорь Николаевич Данилевский — человек, который научил меня мыслить критически. Научил некоторой правильной гибкости сознания — не в смысле прогибаться, а в смысле смотреть на вещи не очень стандартно, подвергать сомнению устоявшиеся догмы, не впадая в беспощадный оппортунизм. Хотя и Александр Феликсович учил меня примерно тому же.
А.Щ.: Я по образованию экономист, но так сложилось, что не пошла по этому пути. Сначала работала в HR, 17 а сейчас делаю книжный фестиваль. Но экономическое образование и математическое мышление помогает структурировать многие вещи. Это очень важно в фестивальной работе.
И если говорить про университет, то для меня, наверное, наставником стал профессор, доктор экономических наук, ныне замминистра экономики в Армении Артак Каджикович Камалян. Он в то время учился в США и передавал своим студентам полученный опыт. Необычное ведение лекций, диалог на равных. Он создал независимую факультетскую газету, в которой мне посчастливилось работать. Всегда говорил, что не надо бояться говорить о проблемах. Газета имела большой успех среди студентов и просуществовала более 10 лет. Когда я пришла сдавать экзамен, он спросил: «Зачем ты пришла вообще?» Я отлично знала его предмет, блестяще подготовилась от и до, и мне было бы стыдно, если бы я что-то не знала, стыдно было бы оплошать перед ним.
Еще одним наставником для меня, безусловно, является Ирина Михайловна Карпова, директор Школы «Репное», которая что-то важное рассмотрела во мне. Она самый мой большой мотиватор и источник знаний. Она верила в нашу команду с самого начала, верила, даже когда мы сами не верили. Иногда очень важно просто услышать, что ты сможешь.
О БАЙКЕРАХ И КНИЖНЫХ ФЕСТИВАЛЯХ
М.С.: Константин, Анна, вы оба участвуете в организации книжных фестивалей. Зачем?
К.М.: Для меня это продолжение основной работы. Я рассказываю о книжках, о писателях, литературных трендах, о том, что читать — это круто. Для меня по сути просто меняется формат, и я перехожу на него с бумаги и аудиотреков. Фестиваль чрезвычайно важен, потому что литература — это искусство с усложненным фидбэком. Отзыв на роман, конечно, всегда существовал в виде того, что писателя избивали на улице или бесплатно поили. Джефри Чосеру полагался литр вина в день из королевских запасов. Но все равно автору охота поговорить со своими читателями и понять, что их реально волнует. А читателям — спросить: у вас в 38 главе корова написано через «а» — это вы неграмотный или так и должно быть? И услышать ответ: так и должно быть. Это я утрирую. С другой стороны, любой книжный фестиваль — это некоторая правильная имитация единства читателей с писателями, единства писателей и издателей, писателей и писателей и так далее.
Страна большая. Фестиваль — это возможность для писателей посмотреть страну, понять, как она устроена, познакомиться с читателями в других регионах. А есть же случаи, когда вы делаете фестиваль в Новосибирске, и туда приезжает некоторый писатель, которого очень любит человек из Кургана — и он приезжает туда тоже. Работает то, что скрепляет страну. Это важно в равной степени и для тех, кто приезжает, и для тех, к кому приезжают. Книжные фестивали укрепляют нашу страну, делают ее единой, как и любые культурные фестивали. Они помогают налаживанию горизонтальных связей между гражданами. Мне кажется, что одно из самых интересных явлений последних 10 лет — это разного рода 18 новые типы странных ассоциаций. Это, например, организаторы тотального диктанта.
А.Щ.: Или «Открой рот!» (чемпионат по чтению вслух, в котором непосредственное участие принимает Константин Мильчин. — Прим. ред.)?
К.М.: Да, это еще более яркий пример. И в итоге когда организатор тотального диктанта из Тамбова оказывается в Братске, к примеру, местный представитель тотального диктанта обязательно поводит его по городу и, возможно, тамбовский гость даже сможет у него остановиться. И так далее. Образуется такая вот странная, нигде не регистрируемая связь граждан с гражданами.
Ту же функцию выполняют игроки в «Что? Где? Когда?» или в «Мафию», волонтеры «Лиза Алерт», байкеры. Это люди, которые водят мотоциклы и помогают друг другу, когда кто-то попадает в беду. У кого-то ломается машина, кто-то хочет остановиться в городе или не знает, где перекусить.
Это в разной степени существовало в России царской, но там оно было разделено очень сложным иерархическим сословным устройством государства, в советское время было заменено на спущенные сверху организации, которые работали, как и положено организациям, которые спущены сверху. А теперь их заменили другие, добровольные. Что может быть смешнее, чем организаторы откровенно шутовского чемпионата тех, кто читает вслух? Но на самом деле они тоже скрепляют страну и информируют одни регионы о проблемах других. Мне кажется, что это очень хорошо.
А.Щ.: Для меня очень важно, чтобы ребенок рос в просвещенном обществе, я сама люблю читать, важно, чтобы и он полюбил. Работая над фестивалем, думаешь в первую очередь о том, как заинтересовать детей и рассказать об увлекательном книжном мире.
Также меня сильно беспокоит погружение людей в виртуальный мир. Фестиваль — это возможность вырваться и весело провести время офлайн. Приятно, что сын гордится тем, что делает мама. Всех своих друзей на фестиваль он пригласил заранее, за полгода.
СРЕДА КАК НАСТАВНИК
М.С.: Вернемся к теме наставничества: для детей важны какие-то средовые факторы, может, даже важнее, чем личностные. Может быть, наличие фестиваля важнее, чем хороший учитель литературы?
К.М.: И то, и другое хорошо. Но фестивалей должно быть больше, они должны быть регулярными. Учитель литературы — это обязательно. А на фестиваль мама может притащить, а может и нет. А дети сами на фестиваль не придут, у нас не принято выпускать детей на улицу, хотя опасность сильно преувеличена. Но так устроено, мы боимся выпускать детей во взрослую жизнь. Может быть, и правильно, не знаю. А раньше детей просто оставляли расти — и неплохими вырастали в навозе.
М.С.: А вы допускаете, что формат встречи в «Репном» может стать наставническим? Ну что вот вы, приехав раз в год, к примеру…
К.М.: Я человек слишком скромный для этого. Когда меня зовут читать лекции и просят рассказать о своем успехе, мне всегда хочется спросить: «Вы считаете, что я достиг успеха?». Я занимаюсь довольно узкой сферой, о существовании которой не все даже подозревают. Если б я был бы волонтером «Лиза Алерт», то я бы хотел, чтобы все были, как я. Но я не хочу, чтобы кто-то еще был книжным критиком, у нас нет недобора, зачем?
Но если та страстность, с которой я стараюсь рассказывать о книгах, рецензиях или трактовках истории, о которых мне рассказывали мои дорогие педагоги и которые я пытаюсь с меньшей страстностью и криво донести до слушателей Школы, кого-то вдохновит, кто-то загорится к своему делу и ремеслу огнем, я буду рад. Но не знаю, был ли я на лекциях в «Репном» для этого достаточно красноречив или нет.
В Тюмени я читал лекции про креативный капитал. И я говорил, что креативность переоценена. Ее в себе можно воспитать. А вот если ты не умеешь самоорганизовываться, не спать по ночам, не поможет никакая креативность. В этом смысле мне кажется, что без каторжного труда ничего не получится. Я не могу сказать, что у меня каторжный труд, я не работаю на домне или в шахте. Но да, были моменты, когда у меня свободное время было один раз в неделю в субботу после 16-00. И так не очень хорошо было жить. И на четырех работах я работал.
Еще раз говорю: я не жалуюсь. Я не знал боли, голода, холода, как и абсолютное большинство жителей современных городов. Не хочу изображать из себя какого-то мученика и трудоголика. Но я никогда не расстаюсь с ноутбуком, и то, что я сейчас не работаю, совершенно не означает, что я не должен верстать текст.
А.Щ.: Для меня Школа «Репное», школьная среда и правда стала наставником, если можно так выразиться. С поступлением в Школу моя жизнь стала круто меняться. Это про то, как экономист/HR может сделать книжный фестиваль. Это вдохновение, в первую очередь. Я бы никогда нигде не послушала тех, кого слушаю здесь. Это расширяет границы, ты начинаешь мыслить по-другому, и это, конечно, приводит к результату. «Репное» для меня — это сообщество единомышленников.
Фестиваль внутри — это и немного о том, как важно уметь мечтать и воплощать мечты, это дружба и взаимовыручка, и да, это иногда не спать, но это и радость от сделанного. Это о том, что если чего-то очень хочешь, то делаешь, не смотря ни на что.
К.М.: В основе все равно лежит ваше трудолюбие, ваша самоорганизация, ваша готовность вкладываться полностью в проект, который любому разумному человеку изначально кажется более чем сомнительным. А от Школы важно, что она вам рассказывает, как еще можно это применить. Но если бы в основе не лежали некоторые ваши умения и навыки, ничего бы не вышло.