«Я знаю, что я знаю, но вот что именно знаю,
я не знаю.»
Фаранг (Гамаль бен Рашид)
История есть перманентное обновление человека.
Разговоры о постсовременности, постиндустриальном или информационном обществе, конфликте цивилизаций, конце истории, плоском или подвижном мире – попытки опознания сути переживаемого транзита, его сшитая на живую нитку формализация. Токи универсализма и персонализма, миграция народов расплавляют арматуру политических наций, «мировой пожар» охватывает территориальные, отраслевые, профессиональные институты организованности, обжигая огнем бытия.
Обостряется конкуренция за источники социального притяжения. Культурная гравитация – пожалуй, наиболее востребованный ресурс: золотой песок, Клондайк Нового мира. Магнетизм, присущий нематериальным активам нации – мировидению, политической философии, смыслообразующим началам, осознанной идентичности, – играет роль склейки, удерживая осваивающее трансграничность сообщество от поглощения иными мирами. Вместе с творческими, интеллектуальными, моральными ресурсами социокультурный капитал – одна из наиболее значимых целей и ценностей в борьбе за место под солнцем в динамичной конфигурации XXI века.
Проблема современной России в остром дефиците энергии культуры, что чревато нешуточными пертурбациями. «Вижу миллионы безграмотных людей не только с точки зрения родного языка, но и с точки зрения всеобщей грамотности – социальной и культурной. Абсолютно дремучее состояние людей, которых можно повести за собой под любыми знаменами: нацистскими, тоталитаристскими, националистическими», – говорит Александр Сокуров.
К тому же культурный капитал – сложнообретаемый актив, требующий не только настойчивых и умных усилий, но также времени для полноценного созревания.
Коллизии трансформации могут разрешаться двумя способами (в основе которых архетип фетуса и ритуал перехода) – охранительным и преадаптивным:
– контролем над событиями для консервации системы, демонстрируя подчас деятельную перспективу, но в прежнем регистре;
– сменой языка управления на тот, который позволит соотноситься с усложнением ситуации на равных, используя потенциал кризиса как ресурс адаптивности и преображения.
Будущее все же за системами опережающего развития: преадаптивными методами освоения приоткрывающихся пространств, а не превентивными, хотя порою эффективными механизмами поддержания status quo.
Жизнь на краю хаоса
«Время в своем движении тоже сталкивается с препятствиями и терпит аварии, поэтому его частица может отколоться и навсегда застрять в каком-нибудь чулане»
Габриэль Гарсия Маркес
Устремленность к идеалу рождает будущее.
Искусность, как и искусственность, проявляется в мастерстве и артистичности, которые имеют малое отношение к наблюдаемой действительности. Источник огранки мира не природа, а люди. Энергетика перфекта востребована в антропогенных, творимых человеком аспектах бытия, стремлении к воплощению идеала. Мы изменяем кривизну мира в соответствии с жаждой преображения и невнятными, но властными импульсами, пребывая в конфликте с собственным естеством.
Прежний мир развоплощается, обитатели утрачивают привычный статус, инструменты усложняются, функции персонализируются, трескается скорлупа обезличенных институтов. Восстание масс, растворяясь в индустриальном подъеме, простимулировало бунт элит, а обустроенная на перепутье соборная Ойкумена подвергается трансгрессии и вивисекции со стороны разрушительного разнообразия варваров Севера и Юга.
В сплетении транспортных коридоров, коммуникационных артерий, виртуальных сетей и трансграничных ареалов утверждаются влиятельные субъекты: мировые регулирующие органы, страны-системы, геоэкономические комплексы, государства-корпорации, энигматичные облачные структуры. Социальные, политические, финансовые, знаниевые организмы, рожденные цивилизацией, облекаются в подвижные оболочки – суммы взаимодействий, реализуемые все чаще неформальным и частным образом.
Новое мироустройство изменяет прописи практики. В XXI веке страны – уже не территории, а социально и культурно мотивированные кооперации – нации со все более подвижной и все менее определенной геометрией присутствия: корпоративные и социокультурные интегрии, люди, чьи родовые гнезда превращаются в терминалы вселенского театра действий. Глобальная революция – грандиозный переворот, универсальная дисперсия, взрыв антропологической вселенной. На планете складывается полифоничная среда, формируется подвижное и многоликое общество.
Человек, отягощенный прошлым, его вязкой инерцией, привык воспринимать историю как однажды написанную книгу, подзабыв, что текст искрится, мерцает, строки переливаются, а прочтение будущих глав – плод внутренних и внешних усилий.
Эпоха негеографических открытий
«Кубок победителя достанется тому,
кто стартовал в правильном направлении,
даже если он бежал намного медленнее»
Янош Деметр
Метанойа – преимущество первопроходцев и оружие колонизаторов. В незнакомые края вслед за путешественниками и миссионерами шли авантюристы и мародеры, солдаты и предприниматели, перекати-поле и поэты в душе. Колониализм начинался в Европе, сегодня он возвращается в ее неспокойные земли.
За последнее время в мире слишком многое изменилось, что создает проблемы для признанных членов мирового сообщества. Планета напоминает испеченный с обилием специй, пышный и слоистый пирог, в котором отдельные персонажи занимают сразу несколько этажей. Перемены – синкопы тектоники, они отчетливо ощутимы в землях практики, чья телесность предопределена ценами на кровь, сырье, урожаи, но мы не сознаем глубины перемен: люди «обедают и только обедают, а в это время слагаются их судьбы и разбиваются сердца» (Чехов).
Реконкиста антропологической вселенной проходит по конкурирующим версиям ее обустройства. Проецируя противоречивые замыслы на листы футур-исторического трактата, конкуренты переусложняют его содержание. В наслаивающихся интервенциях запутывается интрига, меняется маршрут, некоторые линии повествования – в актуальной (updated) версии – не выдерживая конкуренции, выпадают из сюжета. Преобразуясь в маргиналии, они удерживаются, однако в ранге интерполяций на маршевом плацу цивилизации, эпизодами-эскадронами рассыпаясь по брусчатке читаемого online текста.
Прорастающие в трещинах семена иного провоцируют дестабилизацию, последняя – деконструкцию или революцию. И потенциально – деструкцию, творческую либо тотальную.
Освоение и передел виртуальных ландшафтов напоминает борьбу за очертания земных территорий, однако географическое измерение утрачивает прежнее значение – в данном регистре новых суверенов интересуют ареалы природных ресурсов и маршруты транспортировки. Контуры же грядущего мира, стереометрия его зыбких границ определяются не столько в категориях широты и долготы, сколько в единицах мощи и влияния, а также качеством населения, номенклатурой актуальных благ, темпами перемен. И главное – степенью присутствия в правовых, финансовых, цифровых, языковых, когнитивных галактиках.
Меняется роль различного рода корпораций и неформальных организаций, нематериальных капиталов, обретаемых подчас за счет материальных активов, что приводит на ум ситуацию из шахматной партии: жертву фигуры за качество. Как результат – геополитика замещается геоэкономикой и геокультурой, а они, вместе взятые, – контролем над смысловой инфраструктурой цивилизации, траекторией и динамикой социального времени. Обмен ценностей высшего регистра на сокровища низших – неэквивалентная затея, ведущая к профанации достигнутого и превращению субъекта в инструмент.
Стратегия глобальной перестройки – это, конечно, не сумма оперативно-тактических комбинаций, пусть масштабных и результативных. Дело не в объемах перемещаемых средств и не в эффектных, но не относящихся к сути процесса следствиях. В стратегических играх важен мотив сражения и формат целеполагания: тут доминирует либо устремленность к удачному приобретению, либо преобразование среды в заданном направлении.
Арсенал политической персоны, решившейся осваивать зыбкие земли, включает признанную на данном «марсовом поле» субъектность, персональное представление будущего, способность воплощать его, верша суд и реализуя вердикт. Право – грамматика процесса и семантика миропорядка. Мировидение определяет постулаты практики, это нить Ариадны для времени, сшивающего по своей мерке распоротый вестфальский камзол. Нынешнее обустройство общежития – постиндустриальный передел, борьба за аксиологию и гегемонию, за ключевые позиции в физической и виртуальной инфраструктуре: сетях и струнах эпохи перемен.
Это вселенская битва за человека, его грядущий статус, за некий золотой камертон – контроль над всплывающими из вод истории островами будущего и управление маршрутом продвижения к нему.
Кризис будущего
«Существование элиты определяется не жаждой власти отдельных индивидов, а общественной
потребностью в исполнении стратегических функций особо квалифицированными людьми»
Карл Манхейм
Трансформация существующего в возможное и возможного в действительное ограничена оценкой вероятного.
Прочтение реальности не адекватно реальности, но для человека, обитающего в пространствах опыта, то есть прошлого, первое доминирует над вторым. Ситуацию можно сравнить с наблюдаемым звездным небом, отражающим несуществующее положение вещей. Сегодня мы живем в мире, неопределенность которого возрастает: чем больше акций совокупно совершаем, чем больше познаем, тем обширней сфера соприкосновения с неведомым.
Обилие инструментов, разнообразие форм/методов организации сами по себе предполагают снижение надежности техносферы и рост неопределенности. Закономерности в перегруженной механизмами среде проявляются как статистический параметр, в технических и социальных сетях фиксируется феноменология «странных процессов». А по мере умножения проблем, сокращения времени на их осмысление и реагирование практика раз за разом ставит перед лицами, принимающими решения, дьявольские альтернативы.
С усложнением контроля над ситуацией возрастают нагрузки на интеллект, психику, физиологию; повышается роль креативности, способности ad hoc постигать скоропись нестандартных обстоятельств, поддерживать душевное равновесие, быстроту реакций, интеллектуальный и творческий статус.
Homo sapiens может находить и принимать верные решения на основе несовершенных, противоречивых, заведомо неполных данных: будучи по природе не объектами, а субъектами, причем весьма сложными, люди обладают способностью к операциям нестандартного свойства, спонтанным и продуктивным. Кроме того, анализируя обстоятельства умножающихся коллизий, мы не только обретаем недоступный ранее опыт, но можем делать выводы, ведущие к переменам в самих процессах принятия и реализации решений. Истина улавливается сквозь щели парадоксов.
Все же длительное время мысля и действуя в соответствии с постулатами линейной логики, обитая в затворе механистичной модели бытия, мы рассчитываем диапазон возможностей по прописям привычного культурного эталона. Человек стал частью управленческой механики: исполняя ту или иную функцию, он редуцирован – согласие играть роль объекта вело к обезличиванию и отчуждению. Как результат, в мире нарастающей мощи технических систем силы физического человека кажутся пошатнувшимися, возможности – ограниченными, обстоятельства же требуют наличия либо выявляют отсутствие особых человеческих качеств, указывая при этом на альтернативы: протезирование недостающих свойств, эффективную методологию действий в условиях неопределенности, антропологическую революцию.
Пересекая горизонт
«Будущее должно быть заложено в настоящем»
Георг Кристоф Лихтенберг
Миражи – не иллюзия, но искаженный расстоянием и климатом образ земель, расположенных по ту сторону горизонта.
На планете сложился влиятельный слой «людей воздуха», сфера активности которых – поиск, производство и реставрация смыслов, продуцирование идей, мемов, образов, операции с культурным капиталом, образованием, другими нематериальными ресурсами, генерирование управленческих, геополитических, геоэкономических, геокультурных замыслов, создание сложных и высоких технологий. В подвижной многослойной ойкумене страта персон, обладающих доступом к самому совершенному в истории инструментарию, реализует новый тип акций, включая эффективные действия в ситуациях ползучей неопределенности.
Происходит переоценка роли и значения умного, творческого человека. Поделюсь поучительной байкой. Лет 20 назад Дэвид Паккард, один из создателей компании Hewlett Pakkard, и Джон Гейдж, основатель компании Sun Microsystems, приняли участие во встрече деловой и политической элиты. В ходе краткого семинара Дэвид задает вопрос: «Джон, сколько человек тебе нужно для организации предприятия?» Джон, задумавшись секунд на 15, отвечает: «Шесть, может быть восемь». Тогда ведущий дискуссию Рустем Рой обостряет ситуацию: «Джон, а сколько людей реально работает в корпорации?» На что следует мгновенный ответ: «16 тыс., но они в основном являются ресурсом для рационализации». Что приводит к схеме «семерых самураев»: если у корпорации имеются эти критические шесть–восемь сотрудников, у нее есть будущее. Если таковых нет, будущее проблематично. Сейчас гений, вылезший, фигурально выражаясь, из глиняной мазанки-хижины, может занять видную позицию, скажем, в крупной корпорации – раньше подобная карьера была маловероятна.
В наши дни нередки ситуации, когда в организацию с пиететом привлекают неформатных людей, обладающих важной компетенцией, умением или даром. Интеллектуальные тротиловые эквиваленты a la IQ-200 обеспечивают в худшем случае пожизненную ренту. Если дар уникален – будущность организации увязывается, порой срастается с его обладателем. Или формируется в энергиях взрывной волны, инициированной пассионарной личностью, становясь деятельной оболочкой данного manterpriser’а. Котировки акций такого предприятия могут напрямую зависеть от его интеллектуального, творческого или физического состояния.
Headhunters ищут сегодня не только людей образованных, квалифицированных, творческих, энергичных, но также носителей редкостных талантов – поводырей в будущее для обнаружения ниш и пространств, скрытых от зрения. Слепые Гомеры их ощущают и опознают; происходит это нередко уже за пределами экономического мира.
Антропологический императив
«Мы работаем для пользователей из разных стран и отражаем ту действительность,
которая их окружает»
Яндекс
Разрушение цивилизационной оболочки происходит вследствие деятельного разнообразия или смыслового коллапса. Мы отрицаем закон ради более сложной и справедливой законности либо полного беззакония.
Антропологический императив – империум постсовременного дискурса – проявляется в сдвиге от объективно-механистичных констатаций и политэкономических координат к рефлексии, учитывающей ментальный характер социообъектов и глубину субъективности, произвол человеческой натуры.
Человек-демиург, насельник творимой им же социальной вселенной, способен проектировать и воплощать экзотичные версии прогностического текста. И хотя сегодняшние «люди воздуха» – это не былые пророки и поэты, не литераторы и риторы, генетическая связь прослеживается: случалось, именно визионеры и философы в не столь отдаленном прошлом поджигали социальные горизонты и пролагали политические маршруты.
«Каким образом литераторы и ученые того времени, не обладавшие ни чинами, ни почестями, ни богатствами, ни ответственностью, ни властью, в действительности превратились в главных и притом единственных политических деятелей своей эпохи, поскольку пока другие исполняли функции правительства, они одни пользовались реальным авторитетом? ...Политическая жизнь была насильственным образом оттеснена в литературу, а писатели, приняв на себя труд управления общественным мнением, внезапно заняли место, какое в свободных странах занимают обычно вожди политических партий, …литераторы приобрели политическую силу, получившую в конечном счете преобладающее значение в обществе» (Алексис де Токвиль). Новое поколение четвертого сословия имеет дело, однако, преимущественно не с вербальными текстами, а непосредственно со сценариями практики.
Креативные энергии – питательная среда оппозиции: дискурс прозорливой власти перманентно трансцендирует среду обитания. Критический класс в эпоху перемен и метафор становится гегемоном, сталкивая лоб в лоб антитеррор и личный суверенитет. Человек-предприятие (manterpriser) – господин воздуха, востребован как в роли конструктора, так и деструктора; формируя общественную топографию, он прочерчивает горизонт театра действий, который можно охарактеризовать как власть без государства и государство без территории. В подвижной среде изменяется ценность метафизических активов, взлетает стоимость аксиологических ориентиров, растет значение человеческих качеств.
Прежнее знание о мире оказалось недостаточно эффективным, порою обманчивым и едва ли не обременительным: слишком довлеет привычка думать о территориях и материальных объектах, нежели о людях и энергиях, о совершившемся, а не о находящемся в становлении. Сегодня интересен не столько факт, сколько тренд; востребовано искусство чтения, а не навыки произнесения слов. Антропо-социальные системы все чаще оказываются конкурентоспособнее публичных институтов. Мастер свободных искусств, амбициозный и компетентный, действуя вне институциональных регламентов, может проектировать и провоцировать эффективно подрывающий прошлое акт.
Будучи по своей природе сверхсложными организмами, люди откровенно/прикровенно пребывают в транзитном состоянии; побуждаемые желанием не просто жить, но действовать, они объединяются в молекулярные цепочки по принципу алхимической симпатии, кумулятивно соучаствуя в трансформационных замыслах и процедурах.
Освобождение человека от многих обременений позволило штурмовать дальние рубежи, но за прорыв взимается плата – здесь возникает проблема не столько в наличности, сколько в основаниях платежной системы: финансовая комбинаторика, несмотря на задекларированные услуги, оказывается под подозрением. Она абстрактна, инструментальна, универсальна, однако в сложившихся обстоятельствах важны не цифровые комбинации, а нечто иное: в оплату предъявленного счета идут человеческие качества.
Обретая свободу, часть людей начинает опровергать рутину, сжигать декорации, преодолевать нажитые искажения и внутреннюю бездну. Возможно, для того, чтобы, одержав – наряду с интеллектуальной реформацией – моральную победу, иметь шанс восстановить израненную до костей человечность; и, отменив прописанный в прогностической ведомости горизонт, произвести реституцию оригинала. Образ благородства изначально запечатлен на челе Адама и его потомков, присущая человеку сумма совершенств – свет надежды в ночи: «Когда нет героев, все мы – лишь обыкновенные люди и не знаем, насколько далеко способны зайти» (Бернард Маламуд).
Все-таки о главном в прогностике и практике – о трансформации личности – известно опасно мало. Проблема не в смущении ума, дело серьезнее – мы, кажется, на пороге кардинального изменения представлений о человеке.